|
 |
|
Новые веяния. Старые проблемы
За последние десять лет в России сформировалась новая генерация рабочих - как правило, достаточно молодых, сконцентрированных на современных, зачастую иностранных, производствах - над которой уже не так довлеет коллективный опыт разбитого и деморализованного советского рабочего класса. Выросшие и социализированные в эпоху рынка, эти трудящиеся далеки от советской ностальгии старшего поколения, равно как и от антикоммунистических предрассудков другой его части. По существу, они находятся вне политического дискурса, не обладают каким-либо опытом коллективных действий, но в то же время демонстрируют большую склонность к самоорганизации, чем рабочие «старых» депрессивных предприятий, иммигранты или бюджетники.Наиболее угнетенные страты наемных работников оказываются наименее готовыми к протесту и, что еще важнее, созданию устойчивых структур солидарности. Зато те рабочие, которые еще недавно, в предкризисные годы, находились в сравнительно привилегированном положении, сегодня вполне созрели для восприятия профсоюзной агитации. Экономический кризис разрушил надежды этой части пролетариата на лучшее будущее, достижимое при условии личной предприимчивости, заставил миллионы людей на собственной шкуре прочувствовать всю зыбкость и иллюзорность капиталистического «преуспеяния». Посткризисное восстановление, заметное в некоторых отраслях промышленности, разумеется, не ведет к реставрации уровня жизни времен «стабильности». Напротив, оно сопровождается ростом эксплуатации и ухудшением условий труда, что способствует некоторому увеличению числа профсоюзных инициатив, но и усилению репрессий в отношении профактивистов. Это хорошо видно на примере Межрегионального Профсоюза Работников Автопрома, к которому в этом году примкнуло пять первичек в одном только Питере и Ленобласти (все - на «новых» предприятиях, принадлежащих ТНК). Одновременно происходит радикализация и консолидация «альтернативного» профдвижения, показателем которой стало образование в 2010 году единого независимого профцентра на базе Конфедерации Труда России и провал планов Кремля захватить контроль над свободными профсоюзами. Растущее взаимодействие передовых профактивистов и «внесистемных» левых вылилось в попытки создания рабочей политической формации (Движение трудящихся и РОТФронт). На причинах безуспешности этих попыток мы остановимся позже. Пока же отметим сам факт наличия подобных инициатив, исходящих из профсоюзной среды.
Сдвиг в сторону радикализации наблюдается и в социальных движениях. Борьба за Химкинский лес летом этого года переросла из конфликта местного значения в политический кризис национального масштаба. Влияние этих событий на будущее социально-протестных сил будет, вероятно, не меньшим, чем забастовки на «Форде» или антимонетизационные выступления 2005 года. При этом показательно, что «экстремистские» с точки зрения властей действия и лозунги оказываются единственно эффективной тактикой борьбы даже за самые умеренные требования социальщиков. «Дразнить» государство, издеваться над ним, становится модно. Химкинцы, синеведерочники, междуреченские шахтеры, даже приморские «партизаны» или группа «Война» - любой, кто сумел красиво унизить власть, может рассчитывать на массовые симпатии (хотя подражать им готовы еще немногие).
Разумеется, отмеченные выше тенденции отнюдь не являются магистральными. Не стоит обманываться. Химки - геройский подвиг кучки энтузиастов. МПРА - карликовый профсоюз, кажущийся великаном лишь на фоне общего убожества. Наблюдающееся аморфно-оппозиционное брожение, затронувшее широкие слои населения, никакая, конечно, не революционная ситуация и даже не преддверие ее преддверия. По большей части это лишь мещанское брюзжание. Будь иначе, мы наблюдали бы как минимум заметный приток людей на протестные митинги, в боевые профсоюзы, гражданские инициативы и оппозиционные политические организации, которые стали бы сборными пунктами для всех, «не желающих жить по-старому». Однако всякого рода активизм как был, так и остается маргинальным занятием. Возможно, пустота вокруг этих маргинальных сил (собственно и представляющих собой общество, если понимать под ним нечто большее, чем сумму атомизированных индивидов) стала чуть менее зияющей. Возможно, в воздухе повеяло чем-то новым. Но не революцией. Мы переживаем ситуацию, когда наиболее продвинутое меньшинство трудящихся начинает опасливо присматриваться к элементарному тред-юнионизму, который все еще кажется ей слишком рискованным, а профсоюзные и социальные активисты делают первые шаги в сторону независимой оппозиционной политики, практически не выходящей за рамки стихийно-левого реформизма. Но поскольку российская буржуазно-бюрократическая верхушка органически неспособна на какие бы то ни было прогрессивные преобразования, «добросовестный» реформизм масс не может найти себе реформистского русла. Любая сколько-нибудь заметная либерализация грозила бы полным крахом всей официальной России. Виртуальные структуры, лишь имитирующие партии, оказались бы вынуждены заниматься тем, что им совершенно несвойственно - политикой. Сложнейшая система неформальных связей и компромиссов, на которых зиждется внешне монолитное здание российской бюрократии, рухнула бы в одночасье, вернув правящую элиту в состояние первобытного хаоса 90-х. Популистские меры, хоть в чем-то ограничивающие антисоциальные аппетиты буржуазной олигархии, непоправимо разрушили бы тот бонапартистский консенсус, при котором крупные капиталисты пользуются неограниченной свободой грабить народ в обмен на отказ от политических амбиций. Наконец, рост и радикализация протестных движений уничтожили бы единственную основу легитимности путинско-медведевского режима - представление о «добром народе», пребывающем в состоянии тихого идиотизма и пассивно приемлющем богоданную власть. Именно поэтому ни одна из статусных партий, включая КПРФ, не готова по-настоящему опереться на пролетарские низы общества. Лучше уж вовсе не иметь социальной базы, чем встать на такую почву, которая может в любой момент разверзнуться под ногами.
В этой ситуации лишь внесистемные левые способны дать рабочим активистам и социальщикам то, в чем они так остро нуждаются: организационные и интеллектуальные ресурсы, необходимые для развития движения. Маргинальные по отношению к молчаливому большинству общества, революционные социалисты и коммунисты становятся востребованы активным, но также изолированным, меньшинством трудящихся, вступившим борьбу за свои экономические интересы и социальные права. Достойные своего наименования левые сегодня - это меньшинство внутри меньшинства, вооруженное передовой теорией.
Резонеры или соратники?
Какой должна быть роль левых в профсоюзном и социальном движениях? Очевидно, что, будучи активистами этих движений, левые обязаны добросовестно бороться за те непосредственные цели, которые ставят перед собой эти движения, какими бы узкими не представлялись нам последние. Так, марксист, являющийся активистом независимой профпервички, должен быть, прежде всего, хорошим профсоюзным организатором. Если же он рассматривает профсоюз лишь как прикрытие для революционной пропаганды, пытается строить вместо профсоюза коммунистический кружок или секту, результат, скорее всего, будет плачевным. Марксисты никогда не смогут завоевать признание и уважение рабочих, если не примут их конкретные экономические требования как свои собственные и не будут бороться за эти частные цели теми методами, которые диктуются тактическими, а не абстрактно-идеологическими соображениями.
Главной задачей марксистов в нынешней ситуации является не подготовка к захвату рабочими политической власти, а «формирование пролетариата в класс», т.е. содействие самоорганизации трудящихся на почве экономических и социальных требований, накоплению у них позитивного опыта классовой борьбы. Однако этим дело, конечно, не ограничивается. Левые должны стать не только соратниками профсоюзных и социальных активистов в их повседневной борьбе, но и способствовать росту их сознательности: от индивидуализма, зачастую толкающего рабочего на путь сопротивления, - к коллективизму, без которого это сопротивление обречено; от узкой «цеховой» солидарности - к солидарности классовой.
«Защитники сектантства» пытается пригвоздить нас цитатой из «Коммунистического манифеста», гласящей: «Коммунисты отличаются от остальных пролетарских партий лишь тем, что, с одной стороны, в борьбе пролетариев различных наций они выделяют и отстаивают общие, не зависящие от национальности интересы всего пролетариата; [с другой стороны, тем, что на различных ступенях развития, которые проходит борьба пролетариата с буржуазией, они всегда являются представителями интересов движения в целом]». «Как забавно это выглядит, если вспомнить, как нынешний СоцСопр отказался вести борьбу против сокращения рабочих мест (на «АвтоВАЗе» - И. О.), объявляя лозунг всего пролетариата - «Ни одного сокращения» - невыполнимым!» - торжествующе восклицают авторы текста. Забавно, однако, совсем другое. Фрагмент, заключенный в квадратные скобки, нашими «марксистами» опущен, очевидно, потому, что упоминание «ступеней развития» для них неприемлемо, напоминая о «сталинистской теории этапов». Это особенно смешно, учитывая, что цитируемый нашими оппонентами отрывок призван восстановить поруганную святыню, восполнив «избирательное цитирование» Маркса мною.
Как же в действительности представляли себе процесс «формирования пролетариата в класс» и роль в этом процессе коммунистов авторы «Манифеста»? «Рабочие начинают с того, - пишет Маркс, - что образуют коалиции против буржуа (в английском издании 1888 года после слова «коалиции» следует пояснение: профессиональные союзы); они выступают сообща для защиты своей заработной платы. Они основывают даже постоянные ассоциации для того, чтобы обеспечить себя средствами на случай возможных столкновений... Рабочие время от времени побеждают, но эти победы лишь преходящи. Действительным результатом их борьбы является не непосредственный успех, а все шире распространяющееся объединение рабочих... Лишь эта связь («растущие средства сообщения» - И.О.) и требуется для того, чтобы централизовать многие местные очаги борьбы, носящей всюду одинаковый характер, и слить их в одну национальную классовую борьбу. А всякая классовая борьба есть борьба политическая... Эта организация пролетариев в класс, и тем самым - в политическую партию, ежеминутно вновь разрушается конкуренцией между самими рабочими. Но она возникает снова и снова, становясь каждый раз сильнее, крепче, могущественнее».
Для Маркса не существует экономического и политического как отдельных, жестко разграниченных областей. Это метафизическое представление буржуазно по самой своей сути: интерес капиталиста заключается в том, чтобы при любом правительстве, при любом политическом строе его собственность оставалась неприкосновенной. Рабочий класс, напротив, всегда стремится распространить демократию на экономическую сферу. Политика с точки зрения марксизма есть концентрированное выражение экономики. Борьба отдельных групп рабочих против отдельных работодателей - еще не классовая и не политическая борьба. Ее значение состоит лишь в том, что через частные преходящие победы она способствует все шире распространяющемуся объединению рабочих. Классовой и, следовательно, политической борьба становится лишь перешагнув некий количественный и качественный рубеж: борьба распространяется повсюду, приобретает национальный масштаб, локальные союзы рабочих налаживают связи друг с другом и выделяют руководящий или координирующий центр. В отличие от сектантов, воображающих, что они действуют как марксисты, предлагая отдельно взятому профсоюзу на отдельно взятом предприятии (к тому же объединяющему меньшинство работников) бороться за «лозунг всего пролетариата», Маркс понимает, что только организовавшись в национальном масштабе рабочие смогут действовать как класс, политическая сила, партия. Для него, Маркса, как и для активистов профсоюза на «АвтоВАЗе», требование, предъявляемое врагу, должно быть подкреплено силой и соразмерно ей. В противном случае, это не требование, а фраза.
«Что делать?» (левым сегодня)
Занимаются ли леворадикальные политические группы и активисты, существующие в России, политикой, ведут ли они борьбу за власть, те или иные прогрессивные реформы в национальном масштабе? Разумеется, нет. Лучшие из них, действительно укорененные в рабочем и социальном движениях (т.е., по терминологии наших оппонентов, «прислуживающие» профсоюзам и социальщикам), выступают как организаторы «местных очагов борьбы», представители «интересов движения в целом», избавленные от групповой узости, нередко присущей профактивистам и социальщикам, но, к сожалению, часто зараженные ограниченностью другого рода - идеологическим сектантством. Уже сегодня мы видим левых лидерами региональных протестных коалиций, активистами и сотрудниками боевых профсоюзов, жилищных движений и т.д. И это то немногое, что внушает оптимизм на общем, не особенно радостном фоне.
Наряду с этим левые являются носителями теоретического знания, обобщающего опыт, накопленный пролетариатом в течение столетий сопротивления по всему миру, и как таковые «имеют по отношению к остальной массе пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов пролетарского движения». Важнейшая задача марксистов состоит в популяризации этого знания, востребованность которого активными трудящимися будет тем больше, чем шире разовьется движение, чем более масштабные проблемы встанут перед ним, чем более многообразный опыт будет нуждаться в анализе и обобщении. Не смешные игры в политику (ибо еще нет класса, способного претендовать на власть), а организация, укрепление солидарных связей и политическая пропаганда, просвещение - вот задачи, стоящие перед левыми в сегодняшней России.
Вернемся ненадолго к «защитникам сектантства». Главным источником, питающим их «антиоппортунистический» пыл является работа Ленина «Что делать?» Итак, обратимся к ней и посмотрим, как соотносятся взгляды Ильича с «позицией» эпигонов. В первую очередь, отметим, что ленинская критика «экономизма», течения в русской социал-демократии, абсолютизировавшего чисто производственную агитацию и локальную экономическую борьбу, относится к вполне определенному моменту в истории рабочего и социал-демократического движения и преследует вполне конкретные политические цели. Прежде всего, нас интересует исторический контекст, сделавший данное произведение злободневным и необходимым. Его исчерпывающе обрисовывает нам сам Ленин: «Мы отметили... повальное увлечение теорией марксизма русской образованной молодежи в половине 90-х годов. Такой же повальный характер приняли около того же времени рабочие стачки после знаменитой петербургской промышленной войны 1896 года. Их распространение по всей России явно свидетельствовало о глубине вновь поднимающегося народного движения... Если бунты были восстанием просто угнетенных людей, то систематические стачки выражали уже собой зачатки классовой борьбы, но именно только зачатки». Итак, во второй половине 1890-х мы видим, с одной стороны, мощный подъем стачечного движения, а с другой - повальное увлечение марксизмом молодого поколения революционной интеллигенции, подобно социалистам 1870-х гг. стремящейся «в народ», но, в отличие от последователей Лаврова и Бакунина, встречающей могучий отклик в пробуждающихся массах. Пролетариат предъявляет бешеный спрос на знание, устное и печатное слово. Интеллигенты, еще недавно ощущавшие себя «лишними людьми», находят в рабочих самую благодарную аудиторию. Но они не просто поучают трудящихся - они участвуют в борьбе, вдохновляют ее, вносят в рабочее движение элемент сознательности. Пользуясь современной терминологией, революционная молодежь дает рабочему движению тысячи самоотверженных органайзеров, одним из которых был и 25-летний юрист Владимир Ульянов. Действительно, современный профсоюзник, читающий такие ранние ленинские работы, как «Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах» (1895), «К рабочим и работницам фабрики Торнтона» (1895), «Новый фабричный закон» (1896), не может не почувствовать в Ильиче своего коллегу. «Всем известно, - пишет Ленин в «Что делать?», - что широкое распространение и упрочение экономической борьбы русских рабочих шло рука об руку с созданием "литературы" экономических (фабричных и профессиональных) обличений. Главным содержанием "листков" были обличения фабричных порядков, и среди рабочих скоро вспыхнула настоящая страсть к обличениям. Как только рабочие увидали, что кружки социал-демократов хотят и могут доставлять им нового рода листовки, говорящие всю правду о нищенской жизни, непомерно тяжелом труде и бесправном положении их, - они стали, можно сказать, засыпать корреспонденциями с фабрик и заводов. Эта "обличительная литература" производила громадную сенсацию не только на той фабрике, порядки которой бичевал данный листок, но и на всех фабриках, где что-нибудь слышали о разоблаченных фактах... Одним словом, экономические (фабричные) обличения были и теперь остаются важным рычагом экономической борьбы... В самых передовых европейских странах можно наблюдать и теперь, как обличение безобразий какого-нибудь захолустного "промысла" или какой-нибудь всеми забытой отрасли домашней работы служит исходным пунктом к пробуждению классового сознания, к началу профессиональной борьбы и распространения социализма (выделено нами)». Однако феноменальный успех чисто производственной агитации породил у значительной части социал-демократов - практиков переоценку доказавшего свою эффективность приема. Именно это рутинерство, в 1902 (за три года до первой русской революции!) уже тормозившее прогресс рабочего движения и бичуется Лениным под именем «экономизма». В чем обвиняет Ленин так называемых. «экономистов»? Они «тащат партию назад» (эта фраза повторяется автором как рефрен на протяжении всей книги), к «известному периоду в развитии нашего социал-демократического движения», а именно - периоду 1898-1901 годов, когда «многие практики (если не большинство их)... политическую агитацию применяли (поскольку они вообще ее применяли!) почти исключительно на экономической почве». Однако в период революционного подъема проповедовать фабричные реформы, борьбу за копеечные тред-юнионистские требования, по-интеллигентски высокомерно ограждать пролетариат от якобы «слишком сложных» для него политических вопросов - значит играть на руку либеральному оппортунизму. Наряду с экономическими обличениями необходимо организовать «всесторонние политические обличения». Российский пролетариат образца 1902 года уже перерос те детские башмаки, которые продолжают напяливать на него консервативные воспитатели-интеллигенты. Ленин уже предвидит момент, когда сознательные трудящиеся скажут своим учителям: «Та "активность" нас, рабочих, которую вы все хотите поддерживать, выставляя конкретные требования, сулящие осязательные результаты, в нас уже есть, и мы сами в нашей будничной, профессиональной, мелкой работе выставляем эти конкретные требования зачастую без всякой помощи интеллигентов. Но нам мало такой активности; мы не дети, которых можно накормить кашицей одной "экономической" политики; мы хотим знать все то, что знают и другие, мы хотим подробно познакомиться со всеми сторонами политической жизни и активно участвовать во всяком и каждом политическом событии. Для этого нужно, чтобы интеллигенты поменьше твердили то, что мы и сами знаем, а побольше дали нам того, чего мы еще не знаем, чего мы сами из своего фабричного и "экономического" опыта и узнать никогда не можем, именно: политического знания. Это знание можете приобрести себе вы, интеллигенты, и вы обязаны доставлять нам его во сто и в тысячу раз больше, чем вы это делали до сих пор, и притом доставлять не в виде только рассуждений, брошюр и статей... а непременно в виде живых обличений того, что именно в данное время делает наше правительство и наши командующие классы во всех областях жизни. Исполняйте-ка поусерднее эту свою обязанность, и поменьше толкуйте о "повышении активности рабочей массы"». Нелепо было бы вкладывать подобную тираду в уста российских рабочих образца 1895-го и тем более 2010 года. Но сектанты, видимо, полагают, что именно такими речами сегодня встречают у проходных активистов боевых профсоюзов, принесших трудящимся очередную порцию «фабричных обличений». Ну-ну...
Разумеется, ни один вменяемый марксист не станет отрицать ту очевидную истину, что наряду с помощью трудящимся в организации и расширении их экономической борьбы агитацией «на экономической почве», левые обязаны вести просветительскую работу, прежде всего, среди профсоюзных и социальных активистов. «Всесторонние политические обличения» необходимы сегодня так же, как и всегда, и даже в большем масштабе, поскольку общество в целом, несомненно, политизируется. Более того, нужна популяризация марксизма в среде интеллектуалов и молодежи (то чем в 1890-х гг. занимались, главным образом, «легальные марксисты»), поскольку именно в этой среде мы должны черпать образованные кадры, так необходимые сегодня рабочему движению. Спор, разумеется, не о том, рассказывать или не рассказывать о чем-то рабочим (как пытается представить дело сектанты). Речь, как и в 1902-м, идет о том, какая организация нужна сегодня рабочему движению и левым в нем?
Мертворожденные «рабочие партии»
Попытки создания рабочей партии как политической надстройки над альтернативным профдвижением предпринимались неоднократно, однако ни одна из них не имела успеха. Российская Партия Труда, созданная 2002 году по инициативе левого профцентра «Защита труда» и правого, тогда еще не до конца выродившегося, Соцпрофа, ориентировалась на лейбористские образцы. Новая партия была призвана лоббировать интересы свободных профсоюзов в Думе. Соответственно, официальная регистрация и участие в выборах были единственным смыслом ее существования, а умеренно-реформистский характер программы, казалось бы, страховал от возможных неприятностей. Однако дни РПТ оказались скоротечны. Спустя короткое время она раскололась и сошла со сцены. Часть из ее лидеров, таких как Олег Шеин, вошла в блок «Родина», а затем перекочевала в «Справедливую Россию», другая - осела в умеренном лево-националистическом объединении «Патриоты России».
Что стало главной причиной провала «трудовиков» в роли самостоятельной реформистской рабочей партии? Прежде всего, слабость самого рабочего движения, от имени которого пыталась выступать данная структура. Когда Российский Союз Промышленников и Предпринимателей лоббирует 60-часовую рабочую неделю, это выглядит серьезно, поскольку за олигархами стоит вся мощь класса капиталистов. Когда 35-часовую рабочую неделю пытается лоббировать группа профсоюзных деятелей, которые не в состоянии организовать даже сколько-нибудь массовых протестов, не говоря уже о всеобщей стачке, это совершенно несерьезно. А в отсутствие реальной силы единственный способ получить хоть какие-то инструменты влияния в верхах - это заручиться протекцией со стороны одной из фракций правящей бюрократии, что в итоге и было проделано не без некоторого успеха. Вместо рабочей партии альтернативное профдвижение получило депутата Олега Шеина, который сохранил свой мандат ценой отказа от политической независимости. Да и могло ли это движение, оставаясь маргинальным, рассчитывать на что-то большее?
Следующей по счету попыткой построить рабочую политическую формацию в России стал проект Движения трудящихся (2008-2009 гг.). На этот раз инициатива исходила от группы радикально настроенных профактивистов, осознавших ограниченность чисто тред-юнионистских методов борьбы, особенно в период кризиса, и столкнувшихся с угрозами и давлением со стороны государства и работодателей. Их собственный опыт, так же как и общение с профсоюзниками других стран, толкнули их от вялого реформизма РПТ к боевому синдикализму. Ощущая собственную уязвимость, эти левые профактивисты искали себе союзников, в качестве которых выступили различные леворадикальные группы преимущественно троцкистского толка. К сожалению, одних лишь благих намерений оказалось недостаточно, чтобы сделать ДТ чем-то большим, нежели интернет-рассылкой. Нужен был еще здравый смысл и организационные навыки, которых не проявили ни профсоюзники, ни группки питерских марксистов, задававшие тон в дискуссии. Ошибка фордовцев, ставших вдохновителями проекта, состояла в том, что из своего собственного, пока еще уникального для России опыта они сделали вывод, что рабочая партия должна быть создана немедленно, хотя никаких - ни объективных, ни субъективных - предпосылок для этого не было. Политическое движение трудящихся пытались учредить в отсутствие сколько-нибудь заметного экономического движения трудящихся, рассчитывая, видимо, на чудотворные свойства кризиса.
С другой стороны, левые сектанты повели себя так, как это свойственно только левым сектантам. Познакомившись с несколькими рабочими активистами, они вообразили себя авангардом массового рабочего движения и, естественно, начали вносить в него «классовое сознание» лошадиными дозами. Как в анекдоте про евреев, которые, где бы ни жили - везде строят себе гетто, сектанты принялись строить не широкое движение, а марксистский кружок по образу и подобию своих собственных микроскопических кружков. В рассылке ДТ глубокомысленно обсуждались вопросы о том, провозглашать ли в первом пункте программы «уничтожение наемного труда», допускать ли в движение сталинистов и т.д. и т.п. Результат этой нудной полемики не заставил себя ждать. Один за другим от Движения трудящихся отпали все неангажированные трудящиеся, предоставив сектантам потчевать «правильной марксистской позицией» друг друга. Что они, кажется, делают до сих пор.
Наконец, в начале 2010 года было провозглашено о создании «партии» РОТФронт, ядро которой составила сталинистская РКРП и та же группа левых профсоюзников, что годом ранее поддержала ДТ. В апреле, когда новое объединение еще не вполне оформилось, мы следующим образом оценивали его перспективы: «Определяющая черта РОТФронта - его бросающаяся в глаза эклектичность. Будущее и прошлое обитают здесь под одной крышей. Новая генерация профсоюзных активистов... это, безусловно, авангард российского рабочего класса, но такой авангард, который вырвался далеко вперед по отношению к основной массе работников. Напротив, РКРП являет собой пример откровенно ретроградной левой партии, имеющей несомненные заслуги перед рабочим движением, но погрязшей в советско-сталинистском догматизме и органически неспособной найти общий язык с современностью»... Поспособствует ли всему этому (очищению левого движения от сектантства) РОТФронт? При нынешнем соотношении сил - вряд ли. Как предвыборный проект он очевидно бесперспективен, а активистской структурой сможет стать лишь тогда, когда перестанет быть предвыборным проектом». Сегодня остается лишь констатировать, что учредители Фронта не извлекли никаких уроков из бесславных опытов своих предшественников. Напротив, они умудрились повторить ошибки и тех, и других, совместив оппортунистическую тактику Партии труда с сектантством Движения трудящихся. С одной стороны, вся деятельность РОТФронта свелась к бесконечным бесплодным попыткам получить официальную регистрацию для участия в выборах (что при зачаточном уровне развития рабочего движения было бы возможно лишь путем беспринципной сделки с Кремлем, да и то, если бы Кремлю зачем-то понадобилась такая сделка). С другой - при чисто формальном участии в «партийной» жизни активистов профсоюзов РКРП осталась, по сути, равной самой себе. Никакого фронта просто не получилось. Точнее, на выходе мы имеем «единый фронт» РКРП и собранных ими подписей - очередной фронт мертвых душ.
Более модернизированных радикальных левых РКРП оттолкнула тем, что, несмотря на протесты союзников, пригласила в «красный фронт» националистов из «Армии воли народа» Юрия Мухина, а также своей авторитарностью и консерватизмом. Тред-юнионистов, видевших в РОТФронте имеющий электоральный потенциал лейбористский проект - тем, что и под вывеской РОТФронта осталась РКРП. Если сторонникам Виктора Тюлькина и удалось вовлечь в орбиту своего влияния некоторое - очень небольшое - число профсоюзных активистов (да и то, скорее номинально), то это может считаться успехом лишь по меркам сектантской микрополитики. Для организационного и идейного развития рабочего движения РОТФронт не дал ничего или почти ничего.
Сети солидарности и рабочая партия
В январе, подводя итоги длительной дискуссии о проекте ДТ, Социалистическое сопротивление выработало ряд программных тезисов о задачах рабочего движения в текущий момент. Поскольку этот текст по-прежнему злободневен, позволю себе процитировать его основные выводы.
«В условиях экономического кризиса, массовых увольнений и падения уровня жизни трудящихся, малочисленности и разрозненности их организаций, неспособности или нежелания официальных аппаратов профсоюзов организовать эффективный отпор разворачивающемуся наступлению на права и уровень жизни работников, необходимо создание широкой сети рабочей солидарности. Базовыми звеньями такой сети могут и должны стать в первую очередь первичные профсоюзные организации, а также... иные организации трудящихся: социальные инициативы, гражданские комитеты и пр... По нашему мнению, строительство такого движения... должно быть начато не с написания его программы и устава и не с определения (по факту в тайне от реально действующих рабочих организаций) его необходимых организационных форм, а с серии региональных конференций, которые должны по возможности охватить большинство индустриально развитых регионов и на которых данная проблема будет актуализирована и обсуждена представителями рабочих организаций и социальных движений. Только в ходе такой широкой дискуссии, где непосредственные участники различных рабочих организаций могли бы поделиться реальными проблемами и сообща определить наиболее органичный для их нужд формат сотрудничества, контуры будущего движения стали бы более-менее очевидны как им самим, так и стремящимся к их консолидации марксистам».
Нужно отметить, что в более или менее оформленном виде подобные социально-протестные сети уже существуют в ряде регионов, прежде всего, в форме координационных советов. Хорошим примером такого рода является питерский Центр Взаимопомощи Рабочих, объединяющий активистов боевых профсоюзов, социальных движений и левых организаций. Происходит (хотя и крайне слабое и нерегулярное) взаимодействие между этими коалициями: обмен информацией, дни единых действий, социальные форумы и прочее. Причем следует подчеркнуть, что агентом такого взаимодействия в значительной мере выступает именно сообщество левых.
О том, почему создание, укрепление и расширение структур взаимопомощи является для нас центральной на сегодняшний день задачей, было уже достаточно сказано выше. Однако ошибкой было бы думать, что подобная сеть может под воздействием агитационных усилий левых эволюционировать в политическое движение или партию. Скорее, грубые и прямолинейные попытки левых подчинить социально-протестные коалиции своему политическому контролю приведут лишь к распаду последних, что наглядно показала судьба питерского КСД. Логика развития структур типа координационных советов ведет, в конечном счете, не к централизации партийного типа, а, напротив, к организационному обособлению тех разнородных элементов, которые сегодня вынуждены прислоняться друг к другу, чтобы не упасть. Встав более или менее крепко на ноги, каждая из этих инициатив создала бы собственные структуры солидарности сообразно специфике своей деятельности (в случае с профсоюзами это, очевидно, отраслевые объединения и федерации; применительно к жилищным и прочим инициативам - общественные движения). Точно так же было бы неверно представлять себе программу гипотетической рабочей партии как простой свод требований профсоюзов и социальных движений. Ведь программа коренного социального переустройства - не жалобная книга, предъявляемая государству обществом, а результат научного анализа, необходимым - но далеко не единственным - материалом которого служит опыт борьбы различных групп трудящихся за свои права. Только это и есть «теоретическое выражение пролетарского движения», равно далекое как от примитивного тред-юнионизма, так и от бездумного повторения марксистских формул левыми сектантами.
Подлинное значение неполитических форм организации трудящихся состоит в том, что повседневная борьба независимых профсоюзов и социальных движений способствует выделению в них слоя активистов, поднявшихся до стихийного или рационального понимания классовых интересов и целей, возвышающихся над узкогрупповыми экономическими интересами. От сопротивления частным проявлениям несправедливости они приходят к осознанию общей несправедливости господствующих порядков и необходимости борьбы за их изменение. Интеллигент, чье мировоззрение, как правило, формируется иначе, идет от общего - морального, теоретического, эстетического - неприятия буржуазной действительности, к частному, т. е. повседневной борьбе трудящихся, вне связи с которой его убеждения, по существу, бесполезны. Рабочей партией (если понимать под ней не определенную структуру, а наиболее сознательную часть движения) в современной России де-факто являются те из левых, кто реально вовлечен в процесс низовой самоорганизации, а также те рабочие и социальные активисты, которые, даже не будучи идейными марксистами, идентифицируют себя с классом в целом и действуют как его представители. Именно эти индивиды и группы должны, по нашему мнению, стать ядром широкой левой организации активистского типа, адекватной требованиям момента. Организации, основными функциями которой станут, во-первых, эффективная поддержка и координация действий низовых инициатив трудящихся, расширение их социальной базы, усиление и радикализация экономической борьбы, и, во-вторых, всестороннее политическое просвещение трудящихся, творческое развитие и популяризация идей марксизма в различных общественных средах. Такой организации, которая, практически способствуя формированию рабочего класса, росла и укреплялась бы вместе с ним. Не мнимо прагматичные блоки ради химерических электоральных успехов, не сектантские объединения по идеологическим оттенкам, а демократически организованный коллектив активистов, объединенных фундаментальными ценностями и принципами социализма, общим пониманием задач, стоящих перед рабочим и социально-протестным движением, его актуальных проблем и логики развития. Автор: Овсянников Иван
|
