В связи с резким повышением цен, осенью этого года, политики, социологи, журналисты вновь принялись рассуждать о бедности. Это неудивительно: выросшие цены ударили прежде всего по малообеспеченным группам населения.

Обсуждение этого вопроса выявляет основные идеи господствующего политического дискурса. И узость подхода к рассмотрению ее причин и последствий. Изучая бедность, ученые исходят из разных ее определений и подходов к ее измерению.

Концепция абсолютной бедности предполагает, что существует некий минимальный набор материальных благ, за пределами которого человек не может вести нормального существования даже на физиологическом уровне. Многие страны, по крайней мере, на уровне деклараций, стараются свести этот тип бедности к нулю. Но вряд ли это когда-то случится: капитализм постоянно «производит» новых обездоленных, либералы и консерваторы требуют сокращения социальных расходов из кармана государства, а цены растут. В тоже время, в любой стране существуют люди, объективно живущие за чертой бедности, но не способные организовать себе помощь социальных учреждений – утратившие документы, малообразованные, имеющие психические отклонения, серьезно больные.

Помощь в денежном выражении, за которую так ратовали наши реформаторы, пропагандируя монетизацию льгот, не является для этих категорий оптимальным вариантом: рационально распорядиться полученными деньгами они зачастую не могут. Бесплатная столовая, пусть с не очень вкусным супом, бесплатная медицинская помощь и проезд для таких людей оказывается ценнее кучки дензнаков, чуть более или чуть менее толстой. Деньги можно потерять, неудачно потратить, их могут отобрать – у старых и больных это несложно. Но специфичность образа жизни бедняков, находящихся на грани или за гранью нищеты, понимают только те, кто имеет с ними дело. Поэтому гуманитарные организации раздают суп и одежду, а чиновники ратуют за максимальное монетизирование всего и вся.

Идея о бедности учитывает важность соотнесения человеком себя с другими: если люди той же профессии, соседи, родственники живут намного лучше, если уровень жизни человека внезапно резко упал, человек почувствует себя бедным. При капитализме эта категория не может исчезнуть в принципе – эта политическая формация не предполагает равенства и к нему не стремится. Об этом обычно не говорится, но я бы предложила сторонникам капитализма, борющимся с бедностью, честно посмотреть реальности в глаза: уменьшить число «субъективно бедных» можно путем снижения их притязаний. То есть, распространив представления о единственно возможном уровне жизни для каждой категории населения. «Каждому сверчку свой шесток» - если все поверят в эту пословицу, в обществе наступит мир и согласие. Только трудно поверить в возможность существования такого мира – человеку свойственно стремится к лучшей жизни. В конце концов, и в логике капитализма это желание основная движущая сила развития общества.

Идея о бедности относительной заключается в том, что разные сообщества, страны имеют разные стандарты потребления, а значит установить единый «порог бедности», по меньшей мере, проблематично. В случае России так велика разница между регионами, между крупными городами и селом, что приходится говорить о разных критериях бедности и внутри страны. Парадоксы нашей действительности таковы, что самая многочисленная из бедных категорий людей в крупных городах – пенсионеры – оказываются «средним классом» в удаленных селах. Если основу жизни составляет натуральное хозяйство, а торговать его «плодами» не получается, то 2,5-3 тысячи пенсии оказываются существенным капиталом – на них можно спокойно докупать недостающее – крупы, хлеб, сахар, растительное масло. А о большем никто и не мечтает. Москва в свою очередь поделена на почти не пересекающиеся сообщества. В некоторых из них бедностью будет считаться отсутствие модного автомобиля.

Так или иначе, все эти концепции в очень малой степени учитывают образ жизни человека и его не материальные потребности. В «федеральном» прожиточном минимуме за 2005 год (по нему и определяется абсолютная бедность) было заложено 50 рублей в год на культуру. Даже с учетом цен двухлетней давности это означает в лучшем случае один поход в кинотеатр. В 2006 года в «корзину» для пенсионеров вообще не были включены поездки на транспорте – как будто по достижении определенного возраста человек должен безвылаздно сидеть дома.

Гуманизм нашего общества сводится к тому, что пенсионеры, люди нетрудоспособного возраста есть «отработанный ресурс», а потому всего лишь имеют право доживать свой век, не умирая с голода. То, что эти люди оказываются лишены всех остальных возможностей, а свободное время тратят на поиски продуктов подешевле, как трагедия никем не воспринимается. Но что это за жизнь, если человек не может купить себе книгу, съездить к родственникам, подарить внуку машинку на день рождения? Кем он себя должен чувствовать в этом мире? Не честнее ли начать пропагандировать эфтаназию?

Аргументация либералов, как правило, сводится к тому, что в нынешней экономически благополучной ситуации хорошо зарабатывать может каждый трудоспособный и не совсем ленивый человек. А значит наши бедные – бедные по своей вине. Да, если постараться, можно найти работу, можно найти вторую, оставаться на сверхурочные, брать работу домой. Большинство людей, у которых есть двое и больше детей или другие иждивенцы так и делают. Работают по 14 часов, уезжают в другие регионы на заработки, не видят неделями семью, не читают книг, не ходят в кинотеатры, не высыпаются и не отдыхают. Их дети одеты-обуты, могут съесть апельсин не только на новый год, но папу и маму они зачастую совсем не видят. И есть ли какой-то смысл в этой жизни, если она сводится к простой формуле: поел-поспал-поработал? Это ли нам обещали, расхваливая пресловутую стабильность и преимущества постиндустриального общества?

По формальному критерию, имея 20 тысяч дохода в месяц, такой человек вполне попадает в категорию среднего класса. Но если внимательно посмотреть на его образ жизни, может оказаться, что ничего общего он с общепринятыми представлениями о нем не имеет. Все заработанные деньги могут уходить на выплату ипотечного кредита, лечение, отсылаться родственникам в другой регион. Жить он может на койко-месте, питаться "дошираками", не иметь ни времени, ни сил не только на посещение кино или театра, но даже на организацию более или менее приличного быта.

При этом нет никаких гарантий, что здоровья при такой жизни хватит надолго, и зарабатывать получится «на уровне» все необходимые для взросления детей 20 лет. Поэтому и не спешат россияне следовать путинскому призыву – рожать детей для решения демографической проблемы. Тем более, что задача образования детей, даже среднего, в перспективе тоже планируется быть переложенной на плечи их родителей.

Кроме того, все никогда не поднимутся по доходам до уровня среднего класса, даже если начнут работать не 8, а 16 часов. Во-первых, потому, что увеличение предложения рабочей силы приведет к падению цены на нее, во-вторых, у любого сообщества есть пределы экономического роста. Даже если он чрезвычайно быстрый в определенный момент, это значит, что в перспективе крах будет неизбежен и велик. А значит, все-таки основным остается вопрос перераспределения материальных благ в обществе, особенно, в российском, где показатели неравенства зашкаливают за все возможные отметки.

Слушая рассуждения благополучных представителей московского среднего класса, так и хочется отправить их пожить в захолустный городишко, в семью со старым, черно-белым телеком и больной бабушкой за печкой. Чтобы разговор о бедности носил не такой абстрактный характер.

Не все бедные люди живут только мечтой «зарабатывать как сосед». Многие приспосабливаются, находят другие радости в жизни. Но немало и тех, кого безысходность их существования на обочине «большой жизни» гнетет и доводит до депрессий, пьянства и ненависти к окружающим. Тем более, грань так тонка – любая неприятность, требующая материальных затрат, сталкивает просто бедного в нищету.

Бедность большинства – субъективная и относительная, но порождена она законами капиталистического общества, а держится на консенсусе о том, что «по-другому быть не может». Разрушить этот консенсус – самый важный шаг на пути реального преодоления бедности.