|
|
Карин Клеман, директор общественного Института «Коллективное Действие», ученый-социолог |
|
На вопросы отвечает Карин Клеман – ученый-социолог, известный левый активист, директор общественного Института «Коллективное Действие», автор множества исследований и публикаций по вопросам левого, профсоюзного и рабочего движения.
– Действительно ли в России наблюдается рост протестной профсоюзной и рабочей активности? Если да, то насколько велик этот рост?
– Рост налицо, однако, измерить его не так легко, поскольку трудовые конфликты во многом происходят стихийно и на локальном уровне, и слабо учитываются, особенно, официальной статистикой. По данным Росстата, начиная с 2000 года, количество забастовок постоянно сокращается, вплоть до 2007 года, когда официально было зарегистрировано лишь семь забастовок. Если верить официальной статистике, кажется, что забастовка как форма коллективных действий наемных работников просто исчезает. Очевидно, официальная статистика учитывает только «законные» забастовки, а поскольку с принятием нового Трудового кодекса законно проводить забастовку стало практически невозможно, то и «статистических» забастовок теперь практически нет. Однако за этим благообразным фасадом «потемкинской деревни» скрывается сильно противоречащее официальным реляциям содержание.
По данным Института «Коллективное действие», в 2007 году прошло, как минимум, 35 забастовок. За первые шесть месяцев 2008 года ИКД зафиксировал не менее 15 забастовок. К сожалению, почти все забастовки были признаны незаконными или вообще не были признаны забастовками. Кроме того, проходили голодовки протеста против невыплаты зарплаты, «итальянские» забастовки, митинги и пикеты.
– Добиваются ли протестующие своих целей, или большая часть протестов проходит безрезультатно?
– Как правило, работодатель удовлетворяет хотя бы часть требований протестующих, особенно в случае, если они доказали свою решимость и способность к коллективным действиям. Однако работодатели идут на уступки не сразу, и подают свои уступки не как результат борьбы работников, а как собственное плановое решение. Это делается для того, чтобы не создать прецедент, чтобы не создалось впечатления, что забастовка может быть эффективным инструментом борьбы. В случае же с нерентабельными предприятиями, работники, к сожалению, вынуждены прибегать к голодовкам, чтобы добиться погашения задолженности по зарплате. Если местные власти вмешиваются, то проблема, хотя бы частично, решается.
– Возможна ли эффективная борьба за трудовые права при нынешнем законодательстве?
– Нынешнее законодательство сильно мешает, в частности, делая законную забастовку фактически невозможной. Но эффективная борьба все же возможна. Во-первых, профсоюзы уже освоили новый Трудовой кодекс и научились использовать имеющиеся в нем лазейки. Во-вторых, даже тот Трудовой кодекс, который сейчас имеем, содержит нормы, которые сплошь и рядом нарушаются работодателями, поэтому можно пытаться бороться хотя бы за соблюдение законодательства. В-третьих, дело не только в законах, но и в отсутствии механизмов контроля над их выполнением. Трудовая инспекция, суды все меньше принимают решения в пользу наемных работников, а государство уходит из сферы регулирования трудовых отношений. Остаются чисто силовые отношения между капиталом и работниками. Кто сильнее, тот и выиграет. Сила наемных работников в их сплоченности, организованности и решимости.
– Преследуются ли профсоюзные и рабочие активисты? Если да, то насколько серьезно?
– Конечно, да. Если по инициативе снизу создается новый профсоюз, его лидеры сразу подвергаются жесткому прессингу, вплоть до увольнения под разными предлогами. Почти все трудовые конфликты сопровождаются увольнениями или попытками уволить. Так, с АвтоВАЗа были уволены два члена стачкома и получили выговоры еще 170 рабочих – участников забастовки, прошедшей 1 августа 2007 года. С рязанского цементного завода ОАО «Михайловцемент» на следующий день после попытки забастовки 26 июля 2007 года, был уволен председатель стачкома, а затем еще 48 работников ремонтного управления. На председателя профкома Росуглепрофа на кузбасских шахтах «Есаульская» и «Тагарышская» Геннадия Грушко еще до начала забастовки, запланированной на 19 октября 2007 года, ополчились сразу все – прокуратура, инспекция труда, администрация шахт и даже руководство отраслевого профсоюза. В день забастовки его заблокировали в кабинете главного инженера шахты «Есаульская» и отказались выпустить, пока он не напишет заявление об увольнении. После забастовки на ОАО «РЖД» в Москве 28 апреля 2008 года уволены пять участников. Список можно продолжать бесконечно.
Российские работодатели, так же как и их коллеги из транснациональных корпораций, единодушны в стремлении подавить любую попытку наемных работников активно защищать свои трудовые права. Чтобы успешно противостоять этому, нужна сильная профсоюзная организация. Например, после почти месячной забастовки на заводе «Форд-Всеволожск» работодатель, несмотря на свои угрозы, не посмел уволить председателя профкома Алексея Этманова, который пользуется огромным авторитетом в коллективе. Дело в том, что на «Форде» есть сильный и сплоченный профсоюз, за которым стоит большинство работников предприятия. А работодатели и даже суды, как показывает опыт, понимают только силу. Так что вывод один – чтобы противостоять несправедливому законодательству и судебной системе, рабочим организациям необходимо наращивать свою массовость и активность.
– Каково число независимых профсоюзов? Представляют ли они из себя заметную силу?
– Как известно, «независимыми» себя называют и официальные профсоюзы, поэтому лучше использовать термин «свободные» профсоюзы. Я бы пока оценила вес свободных профсоюзов как явно недостаточный – они представляют около 10 % профсоюзных членов. Остальные 90 % (около 30 миллионов работников) входят в Федерацию независимых профсоюзов России (ФНПР), т.е. традиционные профсоюзы, унаследовавшие от советских профсоюзов имущество и роль «приводного ремня». Но эти цифры мало, о чем говорят. Подавляющее большинство членов ФНПР не знают о том, что состоят в профсоюзе, или являются инертными членами. Так что говорить о свободных профсоюзах как о карликовых профсоюзах не совсем правильно. Во-первых, в ряде отраслей или предприятий они объединяют большинство работников (например, у докеров или авиадиспетчеров, на «Форде»). Во-вторых, акции, которые они инициируют, могут поддержать далеко не только их члены, но и шире, если требования кажутся работникам оправданными. В-третьих, сила этих профсоюзов измеряется не формальной численностью, а мобилизационным потенциалом и активностью.
– Как обстоят дела с консолидацией независимых профсоюзов в единую структуру?
– Существует множество свободных профсоюзных объединений, самыми значимыми являются: Конфедерация труда России (КТР), Всероссийская конфедерация труда (ВКТ), Федерация профсоюзов России (ФПР), СОЦПРОФ, «Защита труда». Как правило, они, так или иначе, взаимодействуют между собой. Есть опыт проведения совместных кампаний, например, против принятия нового Трудового кодекса. Но о создании единой структуры речь не идет. И ничего страшного в этом нет. Профсоюзный плюрализм не препятствует развитию рабочего и профсоюзного движения, а наоборот. Сейчас идет консолидация активных профсоюзов, в первую очередь, на уровне предприятий и отраслей. Это не аппаратное объединение, а процесс укрепления низовых структур, что гораздо перспективнее.
– Способны ли свободные профсоюзы качественно и количественно составить конкуренцию ФНПР?
– В ряде отраслей и предприятий свободные профсоюзы более представительны, чем ФНПР. Расширить свои ряды пытаются многие свободные профсоюзы, но этому активно препятствуют работодатели. Я считаю, однако, что свободные профсоюзы уделяют слишком мало внимания воспитательной и информационной работе среди работников. Это их ослабляет. Профсоюзные активисты завода «Форд», прежде чем начинать активные действия, провели огромную воспитательную работу в коллективе, в результате которой представление о профсоюзе радикально поменялось у большинства работников – и это ключ к успешной профсоюзной деятельности. Этого очень трудно добиться, но если свободные профсоюзы сделают это, то никакая формальная численность псевдопрофсоюзов им уже не будет помехой.
– Должны ли профсоюзы выдвигать политические требования и вообще принимать участие в политике?
– В идеале и объективно – должны. Ведь регулирование социально-трудовых отношений – это политика. Отношения капитала и рабочей силы – политика. Трудовой кодекс – политика. Рано или поздно профсоюзы придут к политике. Однако, реалистично и исходя из нынешнего положения дел, я не очень понимаю, как они могли бы принимать участие в политике. Политические стачки и забастовки солидарности запрещены. Создать свою партию они пока не в состоянии. Поэтому сейчас главное укрепить свои ряды, развивать горизонтальные связи между активными профсоюзами, а когда профсоюзное и рабочее движение будет уже представлять собой силу, то и к политике придет само собой.
– Какие политические и общественные движения можно считать союзниками профсоюзов?
– Естественные союзники профсоюзов – левые партии и все общественные движения, стоящие на позиции социальной справедливости. Но опять-таки это в идеале, а в России, даже среди левых партий, лишь немногие воспринимают свободные профсоюзы в качестве равноправных и желательных партнеров. Что касается общественных движений, они пока находятся в самом начале своего становления, и, если могут быть союзниками, то мало, чем пока могут помочь профсоюзам.
|