Если в России произойдет смена власти, то случится это не в результате народной революции, подлинной или «оранжевого» окраса. Не в результате военного переворота. И уж тем более не по итогам выборов (про последний вариант можно было бы, впрочем, и не вспоминать). Единственная форма, в которой может произойти у нас нечто подобное, - это бюрократический переворот. Ведь только на первый взгляд кажется, будто замена одних чиновников другими - дело чисто техническое, административное. На самом деле это и есть политика. Единственная политика, которая у нас возможна.

Перестановки и борьба за власть в бюрократическом аппарате уже начались, и недавняя судьба московской мэрии является лишь одним из множества примеров, которые будут в ближайшее время лишь множиться. Вопрос, однако, не в том, кто кого собирается «съесть» или подсидеть, а в том, каков политический смысл происходящего.

Бюрократия - система закрытая, не слишком любящая свет и внимание посторонних. Но чем больше напряжение борьбы, тем больше сигналов поступает «наружу». Утечки информации, распространившиеся за последнее время по интернету, проливают определенный свет на происходящее, позволяя сделать некоторые гипотезы. В политизированных кругах обсуждается конфликт между либералами из окружения президента Медведева, которых, якобы возглавляет пресс-секретарь президента Наталья Тимакова, и «старой гвардией» администрации, возглавляемой Владиславом Сурковым. Понятно, что подобные сообщения часто являются дезинформацией, будучи сами по себе частью информационной войны, которую ведут между собой аппаратные кланы. Тем более, что источником подобных слухов является давно уже перешедший в оппозицию Борис Немцов и не менее оппозиционное радио «Эхо Москвы».И тем не менее, даже если конкретные слухи ложны, борьба тенденций, порождающая эти слухи, реальна. Важны в данном случае не имена, а политические проекты, вступающие во все более жесткую конкуренцию друг с другом.

Стабильность 2000-х годов строилась на своего рода социальном компромиссе, или даже общественном договоре, суть которого, как и во времена Брежнева, сводилась к готовности власти оставить народ в покое при условии, что сам народ отказывается от протестов и политики. С социально-политической точки зрения можно констатировать, что россияне, активно бунтовавшие и протестовавшие в конце 1990-х годов, смирились с итогами «первой волны» неолиберальных реформ в обмен на то, что власть демонстративно отказалась от попыток начать «вторую волну» (радикальное преобразование жилищно-коммунального хозяйства, коммерциализация образования, здравоохранения, общественного транспорта, обложение тяжелыми налогами приватизированных квартир, ведущая к вытеснению бедных из «качественного» жилищного фонда и т.д.). Сказать по правде, власть от этих планов никогда не отказывалась полностью и исподтишка, по частям все эти меры проводила. Но попытка всерьез возобновить рыночные реформы в 2005 году привела к немедленному взрыву недовольства, поразившему всех своим внезапным радикализмом и масштабностью на фоне казалось бы тотальной гражданской апатии. На деле все было просто. Как только власть нарушила договор со своей стороны, население отказалось соблюдать его со своей. Власти урок 2005 года усвоили и протрубили отбой. Правда, социальные движения, порожденные тогдашним социальным взрывом, уже не удалось полностью удалить со сцены, но их размах и радикализм были уже не те. Массовое движение, появившись как бы из ниоткуда, так же быстро исчезло в никуда. Этот феномен долго и яростно обсуждали левые интеллектуалы, а чиновники ничего не обсуждали, но все поняли. Общественный договор не надо нарушать. А если уж нарушаешь, то не попадаться.

Однако экономический кризис сделал соблюдение общественного договора куда более трудным делом. Ресурсов для того, чтобы накормить волков, оставив в целости овец, не хватает. Волки, разумеется, приоритетны. Они социально близкие. По всему миру затягивание кризиса в 2010 году привело к неожиданному на первый взгляд обострению неолиберализма. После того, как государственные бюджеты и валютные запасы повсюду были выжаты как лимон, появилась необходимость в бюджетной экономии. Как всегда экономят на социальных нуждах, но главное то, что неолиберальные экономисты и политики восприняли эту экономию не как бедствие, а как счастье, как уникальную возможность под прикрытием кризиса реструктурировать и «дореформировать» социальную сферу, решив задачи, не решенные ранее. Это происходит в Англии и Франции, то же начинает происходить и в России.

Полем политической битвы стал и проект модернизации, с которым президент Медведев, видимо, намеревается войти в историю. Для обсуждения стратегии были созданы два мозговых треста: неолиберальный Институт современного развития (ИНСОР), тесно связанный с Российским союзом промышленников и предпринимателей, и несколько более интеллектуальный Институт общественного проектирования (ИНОП), которому на первых порах позволили взять легкий крен влево. Чем такое соперничество закончится, несложно было предсказать заранее. Серьезные интересы, стоящие за проектами ИНСОРа, оказались куда более весомыми, чем прогрессивные мудрствования ИНОПа. Победа в борьбе за влияние на умы высшего начальства осталась полностью за неолибералами. Однако перед ними встала проблема куда более серьезная - необходимость преодолеть сопротивление чиновников, помнящих про 2005. Несмотря на то, что целый ряд решений, включая федеральный закон №83, уже приняты, а идеологи РСПП выступают со все новыми радикальными инициативами, полного единства в бюрократии нет, в аппарате растет опасение, что очередная попытка нарушить общественный договор обернется если не социальным взрывом, то уж точно множеством локальных неприятностей в духе Владивостока и Калининграда. Вот с этим «консерватизмом» и предстоит справиться либералам, если они хотят добиться своих целей, реализовав свое видение модернизации, сводящееся к дерегулированию и приватизации всего и вся.

Единственный путь к этому - аппаратный переворот внутри власти.

Дальнейший сценарий вообразить нетрудно. К рычагам управления прорвутся клинические либералы, которые попытаются всерьез взяться за осуществление своих реформ. На первых порах разгром социальной сферы и распил остатков общественного сектора наверняка будет сопровождаться вполне искренними попытками политической демократизации, ведь либералы в самом деле верят, будто существует какая-то мистическая и неразрывная связь между свободным рынком и демократическими свободами. Но поскольку связь эта существует только в мозгу либералов, и только до тех пор, пока они не находятся у власти, настроение реформаторов, как и в 1990-е годы, стремительно изменится: ведь неблагодарные сограждане непременно попытаются использовать вновь предоставленные им свободы для того, чтобы всеми силами препятствовать проведению либеральных экономических реформ. Осознав реальное положение дел, реформаторы довольно быстро сообразят, что демократия не слишком способствует успеху их плана модернизации, и постараются закрутить гайки. А вот получится или нет - вопрос совершенно иной.

Разумеется, подобные построения сегодня - не более чем догадки, основанные на слухах и преднамеренных, а потому изначально недостоверных утечках информации, а потому не могут даже квалифицироваться в качестве серьезного политологического прогноза. Но что-то мне подсказывает, что есть более чем достаточно оснований задуматься о подобной перспективе, ведь неолиберальное контрнаступление капитала на права труда разворачивается сегодня по всей Европе.

И все же нет причин пугаться и отчаиваться. Те, кто начинает в панике закручивать гайки, обычно срывают резьбу. В 1967 году по Советскому Союзу ходил анекдот, что Николаю II посмертно присвоили орден Красного знамени за активное участие в создании предпосылок русской революции. Интересно, кто таким же способом заслужит в России революционный орден XXI века?