Никита Лютов

Текст выступления к.ю.н., доцента кафедры трудового права и права социального обеспечения МГЮА имени О.Е. Кутафина Никиты Леонидовича Лютова на Шестой ежегодной конференции Ассоциации НП «Юристы за трудовые права»

Часто можно слышать, что российское трудовое законодательство вполне соответствует международным трудовым стандартам. Это объясняют тем, что оно содержит в себе массу конкретных технических правовых норм, в то время как конвенции МОТ и другие международные акты носят весьма общий и декларативный характер. На самом деле такое утверждение – не более чем миф. Российское законодательство чисто текстуально не соответствует целому ряду довольно важных международных договоров, в которых участвует наша страна. К таким актам можно отнести и Конвенцию МОТ 1949 г. об охране заработной платы (№95), и Конвенцию 1930 г. об упразднении принудительного труда (№29), и Конвенцию 1947 г. об инспекции труда (№81) и ряд других важных международных актов.

Но не менее важен для трудового права и статус толкования, делающегося контрольными органами МОТ (Комитетом экспертов по применению конвенций и рекомендаций и Комитетом по свободе объединения), а также Европейским комитетом по социальным правам Совета Европы (ЕКСП), осуществляющим толкование Европейской социальной хартии (ЕСХ). На международном уровне распространена практика прямого цитирования актов аутентичного толкования судом в качестве акта применимого к делу права. Так, Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в своих решениях неоднократно  давал прямые ссылки на акты аутентичного толкования в отношении ЕСХ, а также актов МОТ.

Должны ли российские суды руководствоваться этим толкованием? Необходимо ли приводить ТК РФ в соответствие с актами толкования? Эти вопросы отнюдь не праздные. В отличие от положений международных договоров, которые действительно, как правило, носят достаточно гибкий, обобщенный и расплывчатый характер, аутентичное толкование международных норм очень часто выходит далеко за пределы прямых формулировок этих актов. Например, суть содержания фундаментальных конвенций МОТ, посвященных свободе объединения - №87 и 98 – это всего около полутора страниц текста. Одновременно с этим контрольные органы МОТ периодически переиздают сборники принципов свободы объединения, в которых указывается, какие положения национального законодательства соответствуют этим принципам, а какие – нет. Эти сборники содержат сотни страниц текста, и далеко не всем их требованиям российское законодательство соответствует в полной мере.

Еще один важный аспект применения актов аутентичного толкования международных договоров заключается в том, что это толкование (в отличие от самого текста уже принятого международного договора) носит динамичный характер. Например, ЕСПЧ в своих делах неоднократно отмечал «живую» природу Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г., которая должна толковаться в свете текущих условий сегодняшнего дня, принимая во внимание эволюционирующие нормы национального и международного права.

Согласно ч. 4 ст. 15 Конституции РФ международные договоры и общепризнанные принципы международного права являются составной частью правовой системы России. Однако толкование международных актов, каким бы авторитетным оно ни было, само по себе не относится ни к международным договорам, ни к общепризнанным принципам международного права. Можно ли говорить о том, что членство в той или иной международной организации означает обязанность следовать аутентичному толкованию данных международных договоров? В уставных документах международных организаций и в самих международных договорах таких обязательств России нет. В международном праве наиболее широко распространен подход, в соответствии с которым перечень источников международного права сводится к тем, которые перечислены в ст. 38 Статута Международного суда ООН в качестве актов, которыми этот суд может руководствоваться при принятии своих решений. Помимо прочего, в этой статье указывается, что Суд может применять «судебные решения и доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм». К такого рода доктрине можно относить и решения контрольных органов международных организаций применительно к судебным решениям на внутригосударственном уровне. Поскольку решения контрольных органов касаются отношений между этими организациями и государствами, т.е. к отношениям международного права, они не могут быть самостоятельным источником внутреннего права. Поэтому суды Российской Федерации могут использовать толкование международных актов контрольными органами международных организаций в качестве ориентира в тех случаях, когда это не противоречит внутреннему законодательству.

Сказанное вовсе не означает отсутствия у государства международного обязательства применять международные договоры в сфере труда с учетом их аутентичного толкования, т.е. принимать законодательство, реализующее нормы международных трудовых стандартов в том виде, как они понимаются контрольными органами. В данном случае имеет место «международный обычай как доказательство всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы», упомянутый в той же ст. 38 Статута Международного суда. Таким образом, ссылки на решения этих контрольных органов в российских судах будут носить только информационный характер для судей и могут лишь помочь принять верное решение, а обязательства РФ в отношении соответствующих международных организаций обладают юридической силой в отношениях с этими международными организациями, если удастся доказать, что ранее органы власти России исходили из обязательности применения данного толкования, например, отвечали на запросы по поводу исправления других несоответствий законодательства и т.п.

Случаев несоответствия ТК РФ толкованию ЕСХ и конвенций МОТ можно насчитать десятки. Они касаются как основополагающих прав и принципов в сфере труда, так и относительно частных вопросов. Например, в области свободы ассоциации и защиты права на организацию ТК РФ не соответствует сформулированным МОТ принципам свободы объединения в отношении уровней ведения коллективных переговоров, целей проведения переговоров и осуществления забастовок, возможности осуществления политических забастовок и забастовок солидарности, а также в других аспектах этого права. В области запрета дискриминации в сфере труда и занятий внутреннее российское законодательство не соответствует актам СЕ, касающимся переноса бремени доказывания дискриминации в отношении ответчика, а также реализации принципа «разумного приспособления» условий труда для инвалидов и по другим параметрам. Отсутствуют в ТК РФ критерии дискриминации, которые, как считают контрольные органы СЕ, должны быть прямо упомянуты (например, инвалидность). Не существует прямого запрета виктимизации, т.е. преследования работодателем работника, подавшего жалобу в его отношении; не закреплен запрет косвенной дискриминации.

Еще один важный пробел ТК РФ по сравнению с актами толкования СЕ – недостаточные нормы о предупреждении об увольнении работника по инициативе работодателя. ЕКСП исходит из того, что при установлении в национальном законодательстве конкретных сроков предупреждения следует руководствоваться стажем работы у данного работодателя в качестве основного критерия установления срока предупреждения. Кроме того, ЕКСП, не указывая, какие конкретно сроки предупреждения соответствуют требованиям ЕСХ, при рассмотрении ряда отдельных дел предложил руководствоваться тем, что следующие сроки предупреждения не соответствуют требованию п. 4 ст. 4:

• одна неделя при стаже менее шести месяцев;
• две недели при стаже более шести месяцев;
• менее одного месяца при стаже более одного года;
• тридцать дней при стаже не менее пяти лет;
• шесть недель при стаже от пяти до пятнадцати лет;
• восемь недель при стаже более пятнадцати лет.