|
 |
|
В большинстве стран Европы увольнение является исключительной мерой. И российские работники, социально защищенные несравненно хуже европейских, куда больше их приспособлены к потере старой работы и поискам новой.
«Тебя уволили? Какой ужас!». Взгляд и тон, которым сопровождаются эти слова, больше подошел бы соболезнованиям о внезапной кончине. Случилось страшное, о чем говорят шепотом и стараются не упоминать в присутствии жертвы. Марш безработных, начатый уже легендарными менеджерами Lehman Brothers, выходившими из своего бывшего офиса в обнимку с картонными коробками личных вещей и каменными лицами, продолжается по всей планете синхронно с финансовым кризисом. Но увольнение еще не вошло в привычку, по крайней мере, на Старом континенте, где со злорадным удовольствием пересказывают друг другу ужасы об Америке, где могут уведомить об увольнении по электронной почте, в любое совсем не прекрасное утро, и радуются, что в Европе все не так.
На самом деле, все не так в той же Америке, где существует пособие по безработице (во многих европейских странах его нет), и к тому же экономисты, пришедшие с Обамой, сейчас предлагают его увеличение.
Фигура безработного, стоящего с миской в руках в очереди за бесплатным супом, осталась только в фильмах о Великой депрессии.
Во Франции, в зависимости от рода деятельности, можно получить до двух лет зарплаты и спокойно искать новое место. В Швейцарии полтора года сохраняется 70% от последней зарплаты. В Германии, знаменитой своими социальными благами, некоторые вообще предпочитают не работать, пособие вполне соответствует невысокой зарплате, за которую еще придется гнуть спину.
В Дании решили снижать пособие по мере того, как кандидат отказывается от предложенной работы, вплоть до полной отмены выплат, если государству покажется, что человек бездельник: эксперимент в остальной Европе показался просто людоедским.
В Италии работники защищенных отраслей – прежде всего крупной промышленности, где сильные профсоюзы – могут годами сидеть на пособии, параллельно подрабатывая.
Но страх остается, обостренный отсутствием привычки. В Европе увольнение – всегда крайняя мера, что-то исключительное. Целые категории работников – в Италии это госслужащие, банковские клерки, рабочие крупной промышленности, журналисты, транспортники – практически неувольняемы: даже если закон теоретически это позволяет, неизбежны немедленные забастовки, бесконечные и весьма жесткие переговоры с профсоюзами, и ни один судья не встанет на сторону работодателя. Переговоры будут продолжаться бесконечно, доходя иногда до анекдотических случаев: бывшую фабрику Alfa Romeo продали новым хозяевам, намеревавшимся превратить ее в торгово-офисный центр, вместе с рабочими. В результате центр так и не появился на свет, а девелоперы, надеявшиеся его построить, прячутся от угроз профсоюзных активистов, последовательно отвергающих все попытки пристроить их. Последний яркий пример: Alitalia, чьи пилоты и стюардессы, разбитые на девять воинственных профсоюзов, отказываются принять тот простой факт, что национальная авиакомпания обанкротилась, и который месяц митингуют, пуская под откос любую попытку спасти компанию, поскольку это связано с неизбежными сокращениями. Тут, правда, вступают в игру еще и политические соображения: 30 тысяч сотрудников с семьями могут дать решающее преимущество на выборах.
Увольнение, таким образом, становится чем-то из ряда вон выходящим, скандальным и позорным, проявлением злой воли, а вовсе не экономической необходимости.
Несколько лет назад выяснилось, что многие рабочие Fiat, посаженные на пособие (многие из них со временем вернулись на фабрику), продолжали каждое утро уходить из дома, симулируя перед родными и соседями сохранение рабочего места. Золотая мечта итальянца: постоянное место, пожизненный контракт, при котором отношения с работодателем начинают напоминать отношения с родителями, что-то вроде японского пожизненного найма (с той лишь разницей, что японский рабочий, зная, что корпорация будет заботиться о нем вечно, в свою очередь считает себя связанным нерушимыми обязательствами).
С тех пор как много лет назад мама Марчелло Мастроянни, узнав, что сын будет сниматься в кино, расплакалась и сказала, что лучше бы он пошел работать клерком на почту - надежнее будет - мало что изменилось.
Студенты и лицеисты митингуют с требованием гарантировать им постоянное рабочее место, еще не найдя работу, и завидуют французским сверстникам, пару лет назад перевернувшим Париж в ответ на принятие закона, облегчающего увольнения молодых специалистов в первые два года найма. Последний пример такого рода: протест нескольких десятков студентов, изучающих в университете Бари невероятную специальность «благополучие домашних животных», что-то вроде курса по стрижке собак, диете кошек и антистрессовым мероприятиям для хомячков. Еще не написав диплом (о содержании которого можно только фантазировать), ребята с факультета «кошки-собаки», как его называют остальные студенты, уже требуют предоставления их новой специальности государственной сертификации, учреждения особого списка имеющих право по ней работать со всеми привилегиями, иными словами, пытаются превратиться в защищенную категорию.
Парадоксально, но средний россиянин, несмотря на советскую привычку к постоянному рабочему месту, психологически более подготовлен к увольнению, чем средний европеец со всеми его парашютами и пособиями.
Впрочем, в той же Италии добрая половина населения живет по законам «волчьего капитализма», без пособий, профсоюзов и прочих гарантий: это бизнесмены, коммерсанты, работники малых предприятий, все те, кто производит пиджаки, туфли, унитазы и очки, делающие марку Made in Italy знаменитой во всем мире. Но они не выходят на улицы и их не показывают по телевизору, где во время избирательной кампании политики (в основном левые) на полном серьезе обещают искоренение страшного бича «временной работы» (под которой подразумевается обычное право на расторжение контракта) и внедрение пожизненного найма для всех, независимо от финансовых и экономических кризисов, банкротства отдельных предприятий и прочих неизбежных неприятностей. А увольнять придется, экономический спад уже на пороге. Тем более что другой путь – сокращение зарплат – запрещен законом.
Такая забота о благе трудящихся даже в некризисные времена выливается в огромные трудности с поиском работы: сознавая, что избавиться от работника, пока он не уйдет на пенсию, будет почти невозможно, работодатель упирается до последнего, и толпы молодых выпускников годами мыкаются со случайными заработками, в поисках компании, которая, наконец, усыновит их.
|
