|
 |
|
В кризис в полную силу заявляют о себе не только застарелые проблемы, но и новые возможности. Публикуем интервью с врачом казанской станции скорой помощи Эмилем Галлеевым, который в прошлом году вышел с коллегами на уличную акцию, а сейчас в его организации профсоюза медработников «Действие» более сотни человек.
20 января 2014 года Галеев вместе с полусотней сотрудников скорой помощи провел акцию протеста на улице Чехова. Своему непосредственному начальству и чиновникам Минздрава он тогда задал много наболевших и оттого неудобных вопросов: «Почему люди не идут к нам? Почему водители «скорой» стали водителями санитарного автотранспорта? Почему они ремонтируют технику и покупают запчасти за свой счет? Почему мы моем служебные машины на улице, а не в автомойке? Почему мы мерзнем в новых машинах?» Список имел продолжение. Читая его, я по-новому взглянул на людей в белых халатах, которых, признаться, из-за неприятного опыта стояния в очереди на прием слегка недолюбливал. В конце концов, они такие же жертвы экономящей на социальной сфере системы, как и их пациенты. Изменится в лучшую сторону отношение системы к работникам медучреждений – станет лучше и качество оказываемых ими услуг.
С момента проведения акции прошло больше года. Самое время посмотреть на его причины и итоги глазами непосредственного участника и организатора.
Штрафная бригада
По официальным данным, зарплата татарстанских врачей в прошлом году перевалила за 37 тысяч рублей. Разумеется, с оговорками – цифра усредненная и не учитывает размер нагрузки. Сколько получает свежеиспеченный выпускник мединститута на ставке?
В сентябре немножко повысили зарплату, и теперь молодой специалист, пришедший работать в нашу сферу, получает около 25 тысяч за одну ставку. До повышения было 23, а без всяких дотаций – 19-20. Так как прошлой зимой отменили, либо сделали символическими надбавки за стаж, категорию и «колесные» деньги (были такие на скорой помощи), разница между новичком и специалистом высшей категории составляет 2-3 тысячи.
Редко какой врач сидит на ставке. В нашей среде бытует такая поговорка: работаешь на ставку – кушать нечего, на две – кушать некогда. Поэтому в среднем берут полторы. Отсюда радужные цифры официальной статистики. Власти этим пользуются – вон, врачи какие деньги получают, а еще чем-то недовольны! О том, что это все идет за счет нашего здоровья, личного времени и качества работы, не говорят.
Ваши коллеги по бюджетной сфере – учителя - борются за баллы, которые в начале нового учебного года конвертируются в прибавку к зарплате…
Аналогичная система. Качество работы, своевременность, точность диагноза оцениваются в баллах, и из дотационных федеральных выплат по итогам месяца администрация имеет право вычитать... И я лично не знаю врача, которому удалось бы сохранить все сто баллов, максимум 63. По деньгам это 3-4 тысячи. Каждый месяц на основании заполняемых нами карт вызова формируются статистические таблицы, а по ним выводятся средние показатели работы. Один из важнейших показателей – время вызова. По идее, чем оно меньше, тем лучше. Но в действительности получается следующее: у бригады на вызов 40 минут, врач управился за 20, а после сидит, отдыхает. Зачем работать больше, когда можно отсидеться и получить те же деньги?! Прежняя система была гибче. Там существовал КТУ – коэффициент трудового участия, когда вызовы сверх плана оплачивались по более высокому коэффициенту. Люди просили, чтобы им дали дополнительные вызовы.
Штрафные баллы появились с целью заставить врачей лучше заполнять карты вызова и, следовательно, уменьшить штрафные санкции со стороны страховой компании. Но смысл данного нововведения сводится на нет сумасшедшей нагрузкой, когда после часа ночи у меня голова не варит, и я начинаю валиться с ног от физической усталости. Время восстановить силы не хватает, и тут уже думаешь: «Какая к черту документация?!» Пишешь, смотря одним глазом, с орфографическими ошибками (за них, кстати, тоже баллы снимают). Диагноз - вкривь-вкось, хотя на деле оказал помощь как надо.
Сумасшедшие нагрузки – следствие сокращений?
Разумеется. Прежде всего это затронуло стационары. У нас их и прежде было немного, так за последние шесть лет закрыли третью горбольницу, Шамовскую (ГБ №1) , БСМП-1. Правда, к седьмой горбольнице пристроили новый корпус, и теперь как бы там БСМП-1, но число стационаров от этого не увеличилось. Урезаются койко-места, а с ними и ставки. Под сокращение попали санитарки, медсестры и, к сожалению, ни в коем случае не административный ресурс и не статотдел. У главврачей по 7-8 замов, каждый из которых получает как 10 санитарок. Почему бы не повесить нагрузку трех замглавврачей на одного?! Оптимизация? Безусловно – по заработной плате, по кабинетам. Но сокращают не руководителей, а тех, кто несет основную функциональную нагрузку.
Сокращения идут вразрез со статистикой, которая свидетельствует о росте обращаемости. Естественно, растет нагрузка на оставшийся медперсонал. Раньше в среднем за сутки бригада выезжала на 13 вызовов, сегодня – на 20. Если минут 40 за ночь удается поспать – это чудо, а так полчаса дается на обед, столько же на ужин, на пересменку и пару раз заезжаем на заправку и за медикаментами. Все остальное время – на ногах.
Шрифт как у врача
Сокращения связывают с майскими указами президента о повышении зарплат бюджетникам. Местные власти стали искать ресурсы для их выполнения и нашли в пресловутой оптимизации…
Я бы копнул еще глубже. Вся беда пришла в здравоохранение с введением обязательного медицинского страхования. Страховые компании начали вводить нормативы, а врачи стали работать по плану. Это значит, что в месяц, в полгода, в год мы должны обслужить определенное число вызовов. Невыполнение плана - и на следующий год мы получим меньше выплат от страховых компаний. Плюс сейчас все медучреждения стали ГАУЗами, а автономность предполагает самообеспечение и ежегодное сокращение дотационных выплат от государства. Самообеспечение - это, вот что: обратился пациент, его осмотрели, обследовали, выписали назначения, и все это по полису в конце года списалось. А так как страховые компании платить не очень любят, они придумывают нормативы. Особенно это ощутили на себе участковые терапевты. До 80 процентов их рабочего времени уходит на заполнение учетно-отчетной документации для страховщика.
В помощь врачу в кабинете всегда сидит медсестра. Разве не она выполняет всю бумажную работу?
В принципе, должно быть так, но если медсестра будет заполнять документацию в одиночку, она там просто умрет. Скорая помощь не столь бюрократизирована, но и у нас добавились новые пункты в карте вызовов. Если раньше стандартным шрифтом карты был двенадцатый, то сейчас восьмой. Он настолько мелкий, что врачи, имеющие проблемы со зрением, заполняют документацию с лупой.
Существует мнение, что страховые взносы в принципе не могут покрыть затраты на здравоохранение…
Поэтому сама правильная система здравоохранения – советская, когда расходы на лечение полностью дотировались государством. Врачи должны лечить людей, а не сидеть заполнять бумажки для страховой компании. Это поняли и на Западе. Там вообще ситуация дошла до абсурда – представитель страховщика говорит доктору, как он должен лечить, в каком объеме и чем. Тупиковый вариант! Он будет развиваться, но только до определенного момента. Чтобы развиваться дальше, страховые компании должны больше вкладываться в улучшение системы здравоохранения, а они этого делать не намерены. Ну и логично, что на Западе, где зарплаты больше, больше и страховые отчисления. У системы есть запас прочности, у нас же ограничения финансового характеры доведены до предела. Время обслуживания пациента в поликлинике лимитировано пятью-семью минутами. А если у меня сложный случай, требующий подробного изучения?!
По моим наблюдениям, еще хуже ситуация с узкими специалистами. Моя хорошая знакомая, живущая в Зеленодольске, чтобы показать грудничка хирургу, записалась к нему на прием за месяц. На весь город оказался один такой специалист!
У меня супруга работает детским хирургом. Проблема в том, что узкие специалисты в поликлиниках – это самая ущемленная в финансовом отношении группа врачей. Если участковым добавили за участковость, за то, за это, и в итоге они получают порядка 25-30 тысяч, то узких специалистов обделили. Супруга работает на полставки и со своим стажем, высшей категорией и репутацией опытного специалиста получает около девяти. При этом у нее вечный аврал, она приходит на прием три раза в неделю, и всякий раз к ней выстраивается очередь за сотню человек. Прием длится четыре часа, то есть одному пациенту можно уделить две с половиной минуты внимания. Этого недостаточно - и она задерживается на работе на час-другой. Разумеется, бесплатно.
Достаточно одного визита
Могу предположить, что при таких нагрузках единственно правильная тактика выживания на рабочем месте – формальное отношение к своим обязанностям.
Если брать диспансеризацию, то так оно и есть. Я – диспансеризатор, через меня в сжатый срок должно пройти колоссальное количество людей. Задача физически невыполнимая, поэтому идет заполнение бумажек о том, что «прошли», а на самом деле люди либо вообще не прошли, либо прошли чисто формально. А ведь еще десять лет назад у нас были такие жесткие медосмотры! Если, бывало, какую-то болячку найдут – затаскают по специалистам. А сейчас: «Жалобы есть? – Нет. – Значит, здоров».
Тогда в чем смысл диспансеризации? В имитации заботы государства о здоровье своих граждан?
Мне кажется, скрытая цель диспансеризации – поспособствовать развитию частных клиник. Их у нас развелось много, и ни одна не заинтересована в выздоровлении пациента. Интерес прямо противоположный – долгое и тщательное лечение. Человек, однажды пришедший в частную клинику, «полностью здоровым» оттуда не выйдет: из него будут планомерно выкачивать деньги, находя новые болячки и бесконечно направляя на анализы. Если на ранних этапах будут выявляться угрозы заболевания и проводиться профилактические меры для их предотвращения, люди станут меньше болеть и, соответственно, реже обращаться за помощью. Это смерть для частных клиник.
То есть, на ваш взгляд, все идет к тому, что в перспективе государство отдаст здравоохранение на откуп частникам?
Это невозможно по ряду причин. Начнем с того, что во всех частных клиниках прием ведется по записи, на обслуживание одного пациента уходит 20-30 минут. С учетом восьмичасового рабочего дня получается немного. Конечно, вы можете возразить, что спрос рождает предложение, и при необходимости частник сократит время приема, но в нынешней экономической ситуации рассчитывать на это не приходится. Судите сами: одно обращение в частную клинику обходится в среднем в 500 рублей, с анализами и направлением к узкому специалисту получится в три раза больше. А потом обязательный повторный прием. Я давно не смотрел статистику по данному вопросу, но в памяти осталась цифра в 25 процентов – столько у нас обращается в частные клиники. Это, в основном, молодые работоспособные граждане с хорошим уровнем дохода.
У меня есть опыт работы в частной клинике и, честно скажу, с моральной точки зрения он был непростым. Не всякому пациенту для повышения точности диагностики, эффективности лечения я мог прописать то, что надо. Рассчитывать на бюджетные, пускай и сильно урезанные квоты здесь не приходится, поэтому есть смысл, скажем так, «щадить» пациента, чтобы он меньше тратился на лекарства и обследования, и у него не отпало желание ходить на приемы.
Точка взрыва
В начале прошлого года вы вывели сотрудников казанской станции скорой помощи на акцию протеста. Выступления медработников касались общей ситуации в здравоохранении, но в первую очередь под огонь критики попал главврач Айдар Фатыхов. В чем конкретно он провинился?
Он создал такие условия, что ушли лучшие кадры. Фатыхов упразднил спецотделение, а это костяк скорой помощи, элита. Но из-за «завинчивания гаек» и ужесточения условий работы, когда требований становилось больше, а зарплата не повышалась, грамотные специалисты стали уходить. Например, в медицину катастроф – по зарплате получается столько же, а работа «не бей лежачего». В частные клиники, в Москву многие перебрались. А ведь врач скорой помощи – это не просто спец. Любой человек из нашей сферы скажет вам: чтобы начать разбираться в этой теме, должно пройти три-четыре года, чтобы быть признанным «хорошим» – пять-шесть. Высший пилотаж – это не успешно проведенная реанимация, как многие думают, а недоведение до ситуации, когда она требуется. Дорасти до этого уровня можно только после восьми-девяти лет работы - и то не всем. Таких специалистов у нас практически не осталось, следовательно, некому учить новичков. Молодые ребята приходят и начинают работать каждый сам по себе. Как результат, высокая смертность – из-за необоснованного или неправильно проведенного лечения, пропущенных клинических состояний. Это все из-за неопытности. Причем они не доходят до той ступени, когда появляется опыт - увольняются раньше, а на смену приходят такие же зеленые, которые тоже не знают, как работать, а учить их опять же некому.
Почему Фатыхов, как вы выразились, «закручивал гайки»?
В основе, конечно, требования сверху. Давят планом, что мы должны работать в таком-то объеме. При этом на протяжении многих-многих лет в скорой помощи не увеличиваются ставки. Город растет, обращаемость повышается, а количество выездных бригад остается на прежнем уровне – 75, 85 максимум. Мало того – идет замещение врачебных бригад фельдшерскими. Если врачебные бригады могут проводить дифдиагностику, определять лечение, тактику, то задача фельдшерской бригады состоит только в оказании экстренной помощи и госпитализации. Они не должны заниматься врачебной работой, но занимаются. Зарплата у них, разумеется, ниже - выгоднее содержать 10 фельдшеров, чем трех врачей.
Как вы пришли к идее проведения акции протеста?
Эта идея, что называется, витала в воздухе. Люди устали от байского к себе отношения. С Фатыховым все разговоры были короткими: не нравится – выметайся. Если бы не я, это сделал бы кто-то другой, причем в тоже время. Тут сложились и задержка заработной платы, и то, что мы все лето впахивали на Универсиаде, а премий почти не получили. Хотя в других стационарах выплатили по 20, 30, 50 тысяч рублей. Мы получили копейки, а денежные средства были списаны. Куда ушли деньги? Прокуратура потом долго в этом разбиралась, вроде бы что-то накопали, но вопрос замяли.
Я знаю, что Фатыхов после всей этой истории подал на вас в суд за клевету…
Да, он посчитал выступления участников акции протеста оскорблением его достоинства: он-де столько сделал для скорой помощи, а мы не оценили.
Очень интересно повел себя в этой истории старый профсоюз. Первым делом они исключили меня из своих рядов – в уставе ФНПР есть пункт, запрещающий членство в другой профсоюзной организации. И, слава богу, потому что толку от этого членства никакого. Меня очень порадовала фраза, что наконец-то они добьются улучшения условий труда. Так хотелось сказать: «Ребята, а где же вы раньше были?!» Вот когда появился я, они стали активно действовать, чтобы не ударить в грязь лицом. Потому что люди пошли в мои профсоюзы, и ФНПР стал на этом терять деньги. На сегодняшний день в моих первичках состоит больше ста человек.
Механизм защиты
Но ведь в казанской станции скорой помощи работает около полутора тысяч человек, почему такой небольшой процент охвата?
Во-первых, не все верят в профсоюз. Во-вторых, со стороны администрации оказывался сильный прессинг. Я, как председатель профсоюза, не обязан уведомлять начальство о его составе, но оно по своим каналам выявляло профактивистов и запугивало их. Доходило до того, что заведующий подстанцией выезжал на дом к сотруднику и начинал его обрабатывать: да мы вот это с тобой сделаем, да мы тебя уволим... А люди у нас, к сожалению, боятся отстаивать свои права. Все проблемы от того, что мы не знаем законов. А закон говорит, что уволить сотрудника без разрешения председателя профсоюзной организации можно в исключительных случаях. Это либо человек пришел на работу в нетрезвом состоянии, либо его действия или бездействие повлекли за собой смерть пациента. Увольнение за два выговора здесь не пройдет.
Администрация не пробовала снять вас с председательской должности, введя в состав первички своих людей?
Нет, с подобным давлением я не сталкивался. Работодатель заинтересован в отсутствии профсоюза как такового. Он мешает ему, так как требует улучшения условий труда, а это невозможно без вложений из кармана организации. Мы, со своей стороны, стараемся подвести дело под безвыходность положения, когда у руководителя не остается другого варианта, кроме как пойти нам навстречу. Потому что нет организации, где бы не было нарушений трудового кодекса, просто обычно на это закрывают глаза. Мы не закрываем, а начинаем копать, принуждая организацию сесть за стол переговоров. Иначе руководителю организации будут грозить крупные штрафные санкции. Но, хочу подчеркнуть: профсоюз в нашем случае - это не рычаг постоянного давления на администрацию, а механизм защиты сотрудников от совсем уж жесткого давления с ее стороны.
С момента проведения акции прошло больше года. Что изменилось за этот период?
Изменился в лучшую сторону главврач. Ему сделали замечание многие уважаемые люди города, и он стал мягче относиться к персоналу. Фатыхов понял, что его власть не безгранична, и всегда найдется человек вроде меня, который станет как кость в горле и вынудит его поступать с людьми по совести. Кроме того, начали выполняться требования к технической стороне работы скорой помощи. Появились запчасти, которые до этого мы покупали на свои деньги. В машинах, за счет повышения нормы расходования топлива, стало теплее. Немножко повысили зарплату, в том числе обслуживающему персоналу. Санитары стали получать 11-12 тысяч (раньше - восемь-девять), водители – 23 (раньше – 16-17). Но это, конечно, следствие общероссийских процессов – в прошлом году митинговали не только мы, но и врачи Москвы, Санкт-Петербурга, Уфы…
Наконец, в начале февраля этого года ушел Фатыхов. Не скажу, что это полностью моя заслуга, но, определенно, январский пикет заставил вышестоящее начальство пересмотреть свое отношение к личности теперь уже бывшего главврача. Слишком много сотрудников ушло, слишком много жалоб от населения, слишком много смертей.
Кто пришел на место Фатыхова?
Сергей Владимирович Басанов. Он много лет работал на скорой помощи, сначала врачом психоневрологической бригады, потом старшим врачом. Когда пять лет назад назначили Фатыхова, ему пришлось уйти начмедом в стационар при республиканской психоневрологической больнице, и до последнего момента он работал там. Я считаю, у Сергея Владимировича есть все данные для исправления ситуации на скорой помощи, которая усилиями прежней администрации перестала быть скорой. Резервы для этого, в принципе, имеются. Можно отрегулировать работу административного штата, раздутого при Фатыхове в три-четыре раза, консультативного отдела. Пусть те, кто раньше руководил, оказывают консультативную помощь населению - в 40 процентах случаев наши люди нуждаются именно в ней. И это уже приведет к снижению нагрузки. Я поеду не к бабушке, которой просто надо объяснить, какую таблетку принять, а в соседний подъезд к умирающему пациенту. И буду заниматься не лечением алкогольной абстиненции на дому, а выезжать на несчастные случаи. Еще я бы изменил практику, при которой вызовы дают освободившейся бригаде, пусть она и находится на другом конце города. Надо давать бригаде, которая ближе к пациенту.
Чтобы вы посоветовали людям, которые по вашему примеру захотят создать независимый профсоюз у себя на работе?
Люди, не бойтесь бороться за свои права! И если решились на такой шаг – идите до конца. Совет администрации – никогда не доводите свой персонал до критической точки, любой спорный вопрос можно решить мирным путем. Сначала создайте комфортные условия, а потом начинайте требовать. Нельзя делать наоборот: требовать, требовать, требовать и при этом ничего не давать взамен. Когда все время завинчивают гайки, люди начинают оступаться и совершать ошибки.
|
