На прошлой неделе более 50 сотрудников московских поликлиник объявили о готовности начать «итальян­скую» забастовку. В знак протеста против нарушения своих трудовых прав медики намерены работать «по ин­струкции» – в строгом соответствии с нормами Трудового кодекса. Организацией протестной кампании за­нимается Межрегиональный профсоюз работников здравоохранения «Действие», известный аналогичными акциями в Ижевске, Уфе и других регионах России.

Прежде чем возглавить профсоюз медработников, гражданский активист Андрей Коновал долгое время преподавал в Удмуртском госуниверситете поли­тологию и историю восточных деспотий, работал журналистом и даже был депутатом Ижевской гордумы. Медицинскому сообществу его имя стало известно весной 2013 года, когда несколько врачей из поликлиник Ижевска, протестуя против сверх­нагрузок и сокращения зарплат, объявили сначала «итальянскую» забастовку, а затем и голодовку. Участники акции вошли в тогда еще безвестный профсоюз «Действие», руководство протестом взял на себя Андрей Коновал. Акция получила всероссий­ский резонанс. Разрешением конфликта занимались министр Вероника Скворцова и глава Нацмедпалаты Леонид Рошаль, голодающих медиков приглашали в эфир «Первого канала», а закончилось все отстав­кой министра здравоохранения Удмуртии.

Сам же профсоюз получил паблисити, способству­ющее масштабированию борьбы за достойный труд: созданию новых отделений и организации протест­ных акций по всей стране – в Уфе, Североморске, Санкт‑Петербурге, Владикавказе, Казани, Удмуртии и Рязанской области.

Осенью 2014 года «Действие» прорвалось в столицу, возглавив массовые протесты против ликвидации московских медучреждений. Вместе с Конфедера­цией труда России (КТР) и движением «Вместе – за достойную медицину!» профсоюз вывел на улицы несколько тысяч медработников и пациентов.

И вот еще один виток активности – организация забастовок в столичных поликлиниках. В деклара­ции, составленной протестующими, говорится о си­стемных противоречиях в поликлиническом звене: финансовые нормативы, плановые задания и тарифы ОМС противоречат объемам и реальной стоимости медицинских услуг, а реальный поток обслуживае­мых пациентов – закрепленной в трудовом законо­дательстве продолжительности рабочего дня. В итоге система амбулаторной помощи, считают активисты, может хоть как‑то функционировать лишь через сверхэксплуатацию медработников. Лидеры протеста выдвинули Департаменту здравоохранения и пра­вительству Москвы 15 требований, среди которых отказ от сокращения кадров, отмена шестичасового приема участковых терапевтов, увеличение норма­тива на обслуживание пациента на дому до 30 минут. Забастовка должна начаться 24 марта – в случае если мэрия не сядет за стол переговоров. Об этой и других протестных технологиях оргсекретарь профсоюза «Действие» Андрей Коновал рассказал  интервью.

«Идут попытки «обработать» участников забастовки»

За два года «Действие» провело забастовки в 10 горо­дах. Кампания в Москве – переход на новый уровень?

Проведение подобных акций для нас все‑таки не самоцель. Важны не кампании, которые могут принести какие‑то временные результаты, а по­том все вернется на круги своя. Важно создание устойчивых структур самоорганизации медиков. Мы довольно бурно росли последний год в регио­нах, но в Москве долгое время были представлены символически – буквально 9‑10 человек. Сейчас в территориальной профорганизации столицы более 100 человек, причем нам удалось создать первичные организации и на уровне конкретных медучрежде­ний, это важно. В ходе осенней кампании мы создали три «первички» в стационарах. Но тогда было непо­нятно, как защищать людей, которые и так находятся под угрозой увольнения. Не было смысла проводить забастовки внутри стационаров – нужны были уличные акции. Сейчас с поликлиниками механизм борьбы уже отработан, и мы знаем, как действовать. Видим бреши в юридической защите противника.

Решение о проведении «итальянки» в столице было принято полтора месяца назад. Появилась Анна Землянухина, участковый терапевт Диагностическо­го центра №5 – человек с бойцовскими качествами и организаторскими способностями. У себя в центре собрала профсоюзный костяк и пригласила знакомых из других поликлиник.

У забастовки есть узкопрактическая цель – добиться защиты трудовых прав на уровне медучреждений. И есть глобальная задача – показать общественности и органам власти системные противоречия в орга­низации российского здравоохранения. Конкрет­но – поставить вопрос об ущербности существующей модели страховой медицины и проблеме глобального недофинансирования отрасли.

Стратегия проведения кампании в Москве будет чем‑то отличаться от забастовок в провинции?

По технологии наведения порядка это то же самое, что, например, в Ижевске. Хотя тут больше СМИ, и это, конечно, более благоприятная медийная среда, но что она представляет собой с точки зрения «сопротивляемости» противников, мы пока не зна­ем. Под «противником» я понимаю обобщенный образ «вертикали» – от администрации поликли­ник до Минздрава России. Хотя не исключаю, что министерство в итоге выступит нашим невольным союзником, поскольку их тоже начинает напрягать бардак в московском здравоохранении.

Как на предупреждение об «итальянской» забастовке отреагировали власти города?

Пока идут попытки администраций поликли­ник «обработать» участников забастовки – сломать психологически или, наоборот, умаслить. Участвуют в этом и люди из департамента и, к сожалению, дея­тели из структур ФНПР. В СМИ начинается полеми­ка, точнее информационная атака на нас. Обвиняют в том, что мы занимаемся личным пиаром. Цитируют врачей, которые якобы не согласны с нами. Отмечу, что такие комментарии «от имени врачей», насколько я вижу, дают лица, занимающие руководящие посты.

В октябре на вас было совершено нападение в Уфе, где месяцем ранее вы организовали голодовку сотруд­ников местной «скорой». По вашим словам, нападение могло организовать руководство станции СМП. Чем закончилась эта история?

Ничем. Правоохранители закрыли дело в свя­зи с «необнаружением» лица, которое совершило нападение. Потом по жалобе Бориса Кравченко [председатель КТР, в которую входит профсоюз «Действие». – ред.] дело было возобновлено. Даль­ше – не знаю, какие‑то следственные действия провели, составили фоторобот. Если серьезно этим заниматься, то надо либо ставить на оперативную прослушку руководство станции, либо искать того, кто прослушивал меня, в местных правоохранитель­ных органах. Кто‑то же вывел нападавших точно на меня: в том месте, где было совершено нападение, я остановился впервые.

Вы курировали голодовки врачей в Уфе, Ижевске. Какова перспектива проведения такой акции в Москве?

Я буду настаивать на том, чтобы голодовки не было. Это все‑таки очень специфический и тяже­лый вид протеста. Но некоторые участницы акции после довольно нервных встреч с руководством поликлиник, поступивших угроз, уже сказали, что если на них начнут давить, они готовы будут начать голодовку. Но я рассматриваю это как самый край­ний способ самообороны, как метод для профсоюза, по большому счету, неправильный. Мы должны брать массовостью – а если участников мало, то кампания­ми солидарности.

«КТР искал кого‑то на роль «органайзера»

После «ижевского восстания врачей» вы собирались идти на выборы в гордуму Ижевска, не передумали?

Нет, вскоре после Ижевска вспыхнул конфликт в Ржеве, где педиатров пытались привлечь к административной ответственности за якобы несанкци­онированный пикет в поддержку ижевских детских врачей. Юрист КТР тогда выезжал на место, помог отбить дело в суде. Я к ним поехал, чтобы помочь соз­дать профсоюзную организацию. В тот момент КТР искал кого‑то на роль «органайзера», то есть человека, который занимается профсоюзным строительством. А я к тому времени уже ушел из редакции [Коновал работал заместителем главного редактора ижевской газеты «День». – ред.], и у меня появилась возмож­ность заняться этой работой на постоянной основе.

То есть «Действие» – это проект КТР?

Инициатива шла с двух сторон. Снизу появились инициативные группы медиков, как в Ижевске, ре­шившие защищать свои права, а в середине 2012 года на каком‑то своем бюро конфедерация приняла решение взять курс на поддержку развития независи­мых профсоюзов в бюджетных отраслях.

У вас нет ощущения, что профсоюз разрешает трудовые конфликты в конкретных медучреждениях, но системных улучшений добиться не может?

Нет, мы же формулируем свою позицию по си­стемным проблемам. У нас есть понимание, в чем должна состоять реформа здравоохранения. В наи­более сжатой и популярной форме наше мнение изложено в докладе, который был озвучен в ноябре на заседании Совета при президенте по правам чело­века. Значительная часть доклада включена в офи­циальные рекомендации совета. Там шла дискуссия по некоторым формулировкам, не все так, как мы представляли, но в целом блок, посвященный трудо­вым вопросам и системе финансирования здравоох­ранения, базируется на нашем докладе.

На заседании совета вы поговорили с Вероникой Скворцовой, и она пообещала вам сотрудничество профсоюза и министерства. Сложилось?

Честно говоря, я пока разочарован уровнем этого взаимодействия. Реальных результатов мы еще не видим. Я думаю, и Минздрав разочарован нашей протестной активностью – теперь уже и в Москве.

Во время ноябрьских протестов вас не интересо­вал диалог с Леонидом Печатниковым – по крайней мере до тех пор, пока мэрия не выполнит требований протестующих. Почему сейчас вы настаиваете именно на этом диалоге?

Внимание Печатникова сконцентрировано на ста­ционарах – на их сокращении и высвобождении недвижимости в интересах конкретных структур. И какой тут диалог, если есть конкретный заказ, а мы этому четко противостоим. В ситуации с «итальян­кой» мы обращаем внимание московских властей на отсутствие элементарного порядка в трудовых отношениях и в самой организации первичной медико‑санитарной помощи. Это несколько другой аспект, тут они от нас никуда не уйдут. Им те системные противоречия, которые мы вскрываем «итальян­кой», нужны для того, чтобы затушевать проблему недофинансирования отрасли, которое они компен­сируют сверхэксплуатацией медработников. И по­тому требование диалога с мэрией, департаментом здравоохранения в этом случае обоснованно.

Ваши оппоненты неоднократно обвиняли вас в по­лучении средств из‑за рубежа, называли иностранным агентом. На какие доходы вы живете?

Я, как оргсекретарь профсоюза, получаю офици­альную зарплату за эту работу. Еще у меня есть заработки, связанные с журналистикой и подготовкой информационно‑аналитических материалов – не для Госдепа США.

Как финансируется деятельность профсоюза? Сколь­ко, например, стоило организовать митинг на Самотеч­ной площади в Москве?

У нас, как у всякого профсоюза, есть членские взносы. Большинство первичных организаций выбирает фиксированную форму взносов, они очень небольшие: врачи – 200 рублей, средний медперсо­нал – 120 рублей, младший – 50 рублей. Кроме того, нужно учитывать, что мы находимся в оппозиции к работодателю. Перечислять взносы в автоматиче­ском режиме через бухгалтерию медучреждения нам не с руки – так мы передавали бы весь список наших активистов администрации ЛПУ, а это не всегда так­тически верно, есть риск персонального давления.

Если говорить о массовых акциях, то, например, организационную и ресурсную поддержку второго митинга оказывала КТР – это крупное профсоюзное объединение, где есть достаточно богатые профсою­зы и забастовочный фонд. Сколько стоит проведение крупных митингов в Москве, сказать не могу. Сколько, например, стоит аренда звукоусиливающей аппаратуры? Плюс аренда сцены и изготовление 20 флагов? Хотя нет – флаги мы изготовили за свой счет. Я хочу сказать, что деньги действительно нужны, но это не критические суммы.

«Мы не можем упустить ситуацию с Москвой»

Вы сотрудничаете с политическими партиями, но при этом в декларации «О целях и задачах МПРЗ «Действие» говорится, что профсоюз не может быть площадкой для достижения партийных интересов и не должен находиться под влиянием идеологизирован­ных структур.

Да, но в той же декларации написано, что органи­зации, отстаивающие гражданские права и принци­пы социальной справедливости, могут быть нашими союзниками. Профсоюз есть профсоюз, и мы занимаемся защитой трудовых прав. Объективно защита прав медработников совпадает с интересами обще­ства и пациентов. Кроме того, как участники КТР, мы себя позиционируем как «классовый» профсоюз, являющийся в качестве представителя работников одной из сторон в объективном экономическом кон­фликте. При капитализме, если наемные работники не оказывают сопротивления, то неминуемо подвер­гаются сверхэксплуатации – это когда, кроме необхо­димого прибавочного продукта изымается и часть не­обходимого для воспроизводства рабочей силы, что, собственно, мы и наблюдаем сегодня. И понятно, что в этой ситуации мы не можем не быть «левыми».

Ваши оппоненты из столичной мэрии акцентировали внимание на том, что в ноябрьских митингах принимали участие в основном политические активисты, а не врачи.

Это грубая ложь. Я думаю, что московскими вла­стями изначально было принято решение именно так позиционировать наши акции. Выдвигая требование увеличить расходы на здравоохранение, мы, конеч­но, занимаемся политикой. Потому что решения, требующие многомиллиардных изменений в бюд­жете, не могут не быть связаны с политикой. Но, с моей точки зрения, профсоюз не должен пытаться «прийти к власти» – по крайней мере пока он не пре­вратится в многомиллионную армию трудящихся. Попытки вступить в «особые» отношения с ка­кой‑либо конкретной политической партией, пусть даже занимающей самые правильные позиции в со­циально‑трудовых вопросах, оттолкнут от нас людей, которые потенциально могут вступить в профсоюз, но придерживаются иных политических взглядов.

Почему во главе медицинского профсоюза нет врача?

Почему? У нас оба сопредседателя – врачи. Это врач‑хирург Игорь Малахов из Петербурга и дет­ский врач Елена Останина из Ижевска. Есть цен­тральный совет МПРЗ «Действие», он тоже состоит исключительно из медиков. В мой функционал, как оргсекретаря профсоюза, входит оказание методической помощи региональным организациям. Если, например, в Петербурге, где у нас уже 15 «первичек», ребята сами справляются, то в большинстве других регионах такая помощь нужна. Кроме того, руковод­ство профсоюзом требует определенных навыков, которые возникают в ходе опыта общественно‑поли­тической работы. Так получилось, что у меня такой опыт есть, а у большинства врачей – нет.

У нас уже есть сильные профсоюзные лидеры, которых я, например, видел бы во главе профсоюза, но проблема в том, что все они живут не в Москве: долгое время у нас не было здесь сильной организа­ции и лидера, готового посвятить себя профсоюзной работе. Сейчас такая организация появилась, и нам нужно думать, кто ее возглавит.

Какие еще организационные проблемы есть у профсоюза?

Усиление оргструктур, развитие которых отстает от роста самого профсоюза. К концу 2014 года только в одном Питере у нас было уже 15 ячеек. Сейчас у нас есть «первички» в 25 городах и регионах страны, объединяющие порядка 3500 членов. Большая проблема – отсутствие собственного юридического отдела, специализирующегося именно на социаль­но‑трудовых отношениях в здравоохранении. Это достаточно дорогая вещь. И когда мы говорим, для чего профсоюзу деньги, то они нужны на «забасто­вочный фонд», который у нас формируется, на теку­щие расходы орготдела и, самое важное, – на созда­ние юротдела. В течение года мы должны приступить к решению этого вопроса.

Мы растем, но организационные процессы отстают, потому что мы постоянно находимся на передовой. Надо, чтобы появился полноценный штат, чтобы между этими людьми был более четко распределен функционал. Я, например, сейчас по‑хорошему должен заниматься выстраиванием оргструктуры, но не могу на этом полностью сконцентрироваться, поскольку должен курировать проведение кампании. Сейчас мы не можем упустить ситуацию с Москвой – есть шанс реально помочь людям, выстроить здесь серьезную профсоюзную структуру.

|	Источник: vademec.ru

к началу статьи		прямая речь		версия для печати
добавить статью		забастовка		архив